И в то же время она признавалась себе, что ее отношение к Дэниелу было совсем не такое, как к Гарету. На несколько секунд Кристина ощутила непреодолимое желание оказаться сейчас рядом, близко-близко с этим деревенским парнем, и эта ее минутная слабость напугала и смутила ее одновременно.
Конечно же, говорила себе Кристина, это был просто шок, нелепая неожиданность, от которой у нее перехватило дыхание. И все равно она пожалела, что Гарет сейчас был далеко. Она сейчас очень нуждалась в его любви, его силе, его уверенности и рассудительности. Постепенно Кристина немного успокоилась и, приехав домой, смогла даже развлечь Маргарет рассказами о фантастических нарядах, присланных в клинику знатными горожанами.
– Я могу отдать вам некоторую свою одежду, – сказала сестра. – Я скоро в нее не влезу, а когда родится ребенок, я знаю, что многие наряды мне разонравятся. Мой свекор так мною доволен, что разрешил мне отсылать все счета ему. Но разве не здорово! Теперь нам с тобою, Кристина, предстоят грандиозные походы по магазинам.
– Ты счастливая, ведь запросто можешь позволить себе купить все новое, – несколько суховато сказала Кристина, вспоминая тех матерей маленьких детей, которым она помогала одеваться и которые должны были все зимы ходить в одном и том же шерстяном белье, замерзать в неотапливаемых домах. Но Кристина промолчала. Зачем, решила она, портить Маргарет невинное удовольствие?
Когда в следующий вторник Кристина, как обычно, пришла в клинику, Дебора протянула ей сложенный вдвое листок. Твердым ровным почерком на нем было написано ее имя.
– Это для вас оставил мальчик, – сказала Дебора. Кристина развернула записку. Тем же ровным крупным почерком было написано:
«СПАСИБО ЗА КНИГУ. ОНА ХОРОШАЯ. МНЕ БОЛЬШЕ ВСЕГО ПОНРАВИЛСЯ ЛЕВ. ОН ВЫГЛЯДИТ ДОБРЫМ И СИЛЬНЫМ».
Последнее слово, подпись «Дикки», видимо, далось писавшему с трудом и представляло собой неуверенные прыгающие закорючки.
Весь текст записки, скорее всего, писал Дэниел, а Дикки только подписался. Как это не было глупо, но Кристина почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, а потом рассердилась и слегка обиделась на то, что Дэниел не соизволил принести записку сам. В конце концов он вел себя неправильно. По меньшей мере, ему следовало извиниться за свое поведение, но, естественно, это не предполагало его воспитание, его проклятая гордость не позволяет ему унизиться перед женщиной.
Позже, когда Кристина с доктором пили чай, Декстер стал рассказывать ей об участившихся в эту зиму случаях легочных заболеваний.
– И просто повально это наблюдается у молодых фабричных работниц, – сказал доктор. – Их легкие забиваются пылью от хлопка. Не удивительно, что через несколько месяцев такой работы они начинают кашлять с кровью. Например, мать этого парнишки, Дикки. Я ее предупреждал, но она не обратила внимания на свое здоровье. А вчера, я слышал, у нее пошла кровь горлом. Мальчик нашел ее лежащей на полу, в луже крови. К счастью, у ребенка хватило смекалки не удариться в панику, а сбегать за школьным учителем. И вот сейчас эта женщина в лазарете.
– Она поправится, доктор? – спросила расчувствовавшаяся Кристина.
Доктор пожал плечами:
– Может быть. Ей сейчас нужен хороший уход, много чистого воздуха, нужно пить молоко, а где она все это возьмет? Ее последний ухажер, как только узнал о ее состоянии, тут же сбежал, как трусливый заяц.
– А что с мальчиком? С Дикки?
– Пока он живет у учителя, но если мать умрет, он неминуемо окажется в приюте. Бедный мальчуган…
– А мы ничем не можем помочь?
– Моя дорогая девочка, открой дверь одному – и в нее постучится еще сотня. Милосердие – это очень хорошо, и только Богу известно, что бы мы без него делали, но что нужно по-настоящему, – так это изменение сознания людей. Мы хотим новых законов, новых правил, запрещающих эксплуатацию людей, хотим помощи для тех, кто не имеет возможности работать. А откуда все это взять? – доктор вдруг улыбнулся. – Ты не посчитала меня убежденным радикалом, нет? Я это глубоко скрываю. Я не хочу, чтобы мне запретили делать то малое, что я могу. А ведь найдутся негодяи, считающие, что я опасный революционер. Может быть, однажды появится кто-то, кто сможет открыто высказать свои мысли на этот счет.
И Кристина подумала сразу же, что знает такого человека, но решила, что к ней это не должно иметь никакого отношения. Улыбнувшись, Кристина сказала:
– Когда доктор Эндрюс рассказывал мне об этой клинике, он назвал вас миссионером по природе.
– В самом деле? Вот коварный старик, – Декстер поднялся. – Пойдемте, дорогая, не будем больше говорить о несбыточном. Давайте вернемся к тому, что мы можем и должны делать.
В следующий вторник вечером, когда Кристина вышла из клиники, она совершенно не обратила внимания на высокого молодого человека в пальто военного покроя, который стоял на противоположной стороне улицы у фабричной стены. Это был Дэниел. Он решил больше не видеться с Кристиной, но он сам не знал, как ноги принесли его сюда, к клинике. И теперь он пристально наблюдал, как Кристина на минутку остановилась, собираясь перейти дорогу, как посмотрела по сторонам, затем бросила монетку склонившемуся перед ней мальчику со шляпой в руке. Дэниел смотрел на девушку, пока она не скрылась из виду, а потом направился в противоположную сторону.
Давно пора выбросить из головы дочь Эверарда Уориндера раз и навсегда, говорил себе Дэниел снова и снова всю прошлую неделю. Но милое лицо Кристины продолжало его преследовать и во сне. Ну почему из сотен других лиц, более красивых, более запоминающихся, его влекло именно это?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175