И потом пощечина, удар. Она здесь. Мама здесь. О, какое счастье! Мама видит ее. Касается ее. Но прикосновение причиняет боль. Слова, жестокие, оскорбительные. Она – лгунья. Катрин – лгунья, обманщица, неряха. Грязные трусы. Но все же мама видит ее, замечает, трогает ее. Катрин плакала. Рыдала одна в постели. Неряха. Но она существует. Ее видят. Трогают. От прикосновения наступает облегчение. И наслаждение.
Обхватив руками свой живот, свою дочь, Катрин думала. Блуждала в лабиринтах памяти. Анализировала. Дочь своего отца. Дочь своей матери. Боль лучше, чем ничто, чем пустота неузнавания. Боль означала удовольствие. Стремление убежать от боли, от унижения превратилось в наслаждение. Боль стала эротичной. Маленькая Кэт боролась за существование в этом мире.
К Катрин приехала Фиалка. Бодрая, энергичная. Обнимая ее, Катрин с удивлением обнаружила, что по-настоящему рада встрече. Фиалка была вся переполнена новыми проектами. Она бросила работу и собиралась стать адвокатом. Как ее муж.
– Нечего и говорить, что Мэт в восторге. Думаю, она в своих мечтах видела себя адвокатом. А тут я наконец готова претворить мечту в жизнь.
Фиалка весело, заразительно рассмеялась.
А она переменилась, подумала Катрин, стала менее резкой, менее строгой.
Та, казалось, прочла ее мысли.
– Да, я счастлива. Насколько это возможно.
Они сидели в ресторане на пьяцца Навона.
– А ты? Выглядишь ты чудесно. Беременность идет тебе. – Она ласково поглядела на огромный живот Катрин.
– Да, все нормально.
– Сказать по правде, сама мысль о беременности всегда приводила меня в ужас. – Фиалка погладила ее по голове.
– Меня тоже, – призналась Катрин. Но она не стала рассказывать Фиалке о том, как шевелится внутри ребенок.
– А что Карло? – Фиалка испытующе поглядела на Катрин. – Впрочем, можешь ничего не говорить. Я и так знаю. Он самый счастливый будущий папаша во всем мире, – хмыкнула она, потом посерьезнела. – Ну а как вам вместе? Вы счастливы друг с другом?
Катрин уже готова была выложить все Фиалке, поделиться хоть с кем-то своими чувствами. Но она не знала, как к этому подойти, с чего начать. Как вытащить на свет божий ее потаенные и темные страхи? Поэтому Катрин просто кивнула.
– Ну и слава Богу, – задумчиво произнесла Фиалка и тихо повторила: – Слава Богу.
На следующий день Фиалка пришла к ним на ужин. Она восхищалась их домом, охала и ахала, разглядывая фрески ручной работы в детской и горы игрушек. За ужином разговор не умолкал ни на минуту, Фиалка, как всегда, была переполнена забавными рассказами, и хозяева то и дело заливались смехом. Катрин решила не замечать восхищенных взглядов, которые Карло бросал на Фиалку.
Да и к тому же он так ласково обращался с самой Катрин, так заботливо следил, чтобы она ела и пила как следует. Она привыкла к мысли, что муж обращается с ней как с неким священным сосудом, в котором заключается будущее. Что ж, роль не хуже любой другой.
Она рано ушла к себе. На последнем месяце беременности Катрин постоянно хотела спать, предпочитала не сидеть, а лежать. Раздеваясь, она вспомнила, что собиралась дать кое-что Фиалке для Матильды. Это была статья, которую Катрин вырезала из «Корьере делла сера». Там упоминалось о школе, которую принцесса Матильда и Жакоб основали в Париже много лет назад. Катрин ничего об этом не знала.
Она взяла статью и пошла назад в гостиную. Они стояли под одной из роскошных пальм, глядя друг другу прямо в глаза. Рука Карло сжимала плечо Фиалки. Катрин остановилась и, презирая себя, начала подслушивать.
– Ты придешь. Позже. Я хочу тебя, – голос Карло дрожал от напряжения.
Фиалка покачала головой.
– Нет.
– Извините, – спокойно проговорила Катрин. – Я только хотела отдать это Фиалке для Мэт.
Фиалка залилась краской. Карло рассерженно отвернулся.
Катрин легла в постель и уставилась в потолок. Сердце колотилось. Она убеждала себя, что это для нее никакое не открытие. Фиалка была с ним прежде. Но сейчас… Катрин не тешила себя иллюзией, что Карло хранит ей верность. Не требовалось особых доказательств, чтобы сообразить, что Карло встречается с женщинами. Это в порядке вещей. Общество допускает подобное. Мужчина, настоящий мужчина, не может жить аскетом столько месяцев. Когда Катрин размышляла об этом отвлеченно, все не казалось таким уж ужасным. Но столкнувшись вплотную с реальностью, с этими взглядами, с рукой Карло на плече Фиалки, Катрин почувствовала, что едва не сходит с ума.
Она погладила свой живот. Когда родится дочка, все изменится. Она об этом позаботится.
Натали Марина Негри делла Буонатерра родилась первого июля 1968 года. Катрин твердо знала, что ее ребенок – самое чудесное создание на земле. Она часами глядела на дочь, на ее крошечные ручки, хватавшие воздух, на такой смешной темный пушок на голове, на ясные глазки, на розовый бутон ротика, который хватал грудь и начинал сосать, сосать. Катрин гладила девочку, укачивала, носила на руках и не желала никому отдавать ее даже на мгновение.
Карло, после недолго длившегося периода сожаления, что ребенок оказался не мальчиком, смотрел на свое чадо с обожанием. Он тоже брал дочку на руки, раскачивал ее, распевал ей оперные арии, заваливал подарками. Первые несколько месяцев после рождения ребенка они были счастливейшей семьей на свете. Сотни фотографий подтверждали это: вот все трое в клинике в пригороде Рима, вот – дома в детской, вот – в палаццо графини; Натали в самых разных видах: у груди Катрин, на руках Карло, одна – болтает голыми ножками.
Приехал Жакоб поглядеть на обожаемую внучку. С облегчением он подумал, как был тогда не прав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129