Интерьер почти не изменился – разве что вместо модерновых паласов Жакоб постелил свои любимые персидские ковры.
– Я вижу, этот процесс совсем выбил тебя из колеи, – сказал Жакоб, глядя на нее проницательными глазами.
– Это верно.
Катрин попыталась улыбнуться, но губы были как чужие.
– Соприкосновение с законом – отличный мотив для встречи с психоаналитиком, – засмеялся отец. – Юридическая система – это параноидальная фантазия современного общества. Ну расскажи, как движется дело.
Катрин рассказала ему о визите Сусанны – конечно, не во всех подробностях, а лишь самую суть.
– Тебя расстроили ее вульгарные слова? Или то, что тебе пришлось заглянуть в чужие секреты? Думаю, больше всего ты огорчилась из-за того, что не сможешь теперь причислить Томаса задним числом к лику святых. – Жакоб прищурился. – Я прав?
Катрин сначала кивнула, потом решительно замотала головой.
– Нет, все дело в Натали. Для нее будет страшным ударом, если на суде разразится скандал. И потом, я беспокоюсь за ее наследство.
Жакоб выжидательно смотрел на нее, но продолжения не последовало. Тогда он сказал:
– Ты уверена, что беспокоишься за дочь, а не за себя? В конце концов, ребенку не обязательно присутствовать на судебном заседании.
Катрин не ответила.
– Она ужасная женщина. Злая, отвратительная. Не понимаю, как Томас мог…
Не закончив, она вскочила и принялась расхаживать по комнате.
– Кэт, посмотри на меня. Томас был не ангел, а живой человек. Эта женщина была его любовницей, и, очевидно, неплохой любовницей. То, чем они занимались, – их личное дело. Судя по всему, мисс Холмс жертвой считать нельзя. Во всяком случае, Томас не считал, что их отношения этой даме во вред. Ты расстроена, потому что, по твоему мнению, Томас мог бы подыскать себе кого-нибудь и получше. Но сексуальные предпочтения человека очень часто окружающим кажутся загадкой. И еще не забывай, что сексуальность, выставленная на всеобщее обозрение, шокирует. Вот почему мы приукрашиваем ее языком любви. – Жакоб хмыкнул. – А Сусанна Холмс собирается, образно говоря, прогуляться нагишом по Пятой авеню. Скинуть одежды приличия, выставить срам наружу. Мне казалось, что твое поколение относится к этому спокойнее. Сейчас все в открытую, все дозволено. Разве не было у нас сексуальной революции?
Он добродушно улыбнулся, а Катрин сердито нахмурилась.
– Кэт, он ничего плохого не делал. Секс – не нравственная категория, хоть люди и обожают морализировать по этому поводу. На самом деле секс – способ забыть о смерти.
Он сделал паузу, чтобы Катрин вдумалась в смысл этих слов.
– Иди сюда, Кэт, сядь рядом. Ты совсем выбилась из сил.
Она села рядом с ним, и он обнял ее за плечи, стал гладить по голове. Катрин хотела возразить ему, сказать, что для нее секс – синоним смерти, уничтожения собственного «я». И ей невыносима мысль о том, что Томас, которого она знала и любила, растоптан и вымазан грязью. Но произнести эти слова вслух было нелегко.
Жакоб пытался ее развеселить:
– Помнишь, как однажды пошутил Вуди Аллен: «Секс грязный, говорите вы? О да, но лишь в том случае, если знать в нем толк». – Он усмехнулся. – Или, помнишь, у Йетса: «Любовь чертог воздвигла на куче нечистот». Бывает, что мы пытаемся из «кучи нечистот» сотворить храм. Но от этого ничего не меняется. Я очень беспокоюсь о тебе, Кэт, – ласково сказал он. – Мне больно видеть, как ты изводишь себя. Для тебя существует или хорошее, или плохое – без компромиссов. Боюсь, что это связано с Сильви.
Катрин замерла. Жакоб давно уже не говорил с ней о покойной матери.
– Почему ты об этом заговорил? – спросила она чуть севшим голосом.
– Ты считаешь, что Сильви была «плохой». Она и в самом деле была плохой матерью, плохо относилась к тебе. Она была холодная, жестокая, непримиримая. И сексуальная. – Он сделал паузу, а потом заговорил быстро и порывисто, словно хотел сгладить впечатление от своих слов. – А принцесса Мэт была для тебя «хорошей матерью». Из Томаса же ты пытаешься сделать «хорошего отца», то есть идеального мужчину. Насколько я знал этого человека, ему не понравилась бы такая канонизация. Настоящий берлинец, все на свете воспринимающий через призму иронии, ни за что на свете не отказался бы от малой толики греха. – Жакоб рассмеялся. – Ты вспомни, как кончается стихотворение Йетса: «Но будет жив и счастлив тот, кто грешен и убог».
Он задумался о чем-то, грустно засмеялся.
– Однако хватит с тебя моей болтовни. Иначе ты будешь вправе потребовать с меня платы за сеанс психоанализа.
Катрин тоже попыталась улыбнуться:
– Да, и плата моя будет высокой.
– Ужин на троих тебя устроит?
Она кивнула и поцеловала его:
– Спасибо, папочка.
– ?a ira, petite, – ответил Жакоб по-французски, как в далеком детстве. – А с завещанием Томаса все уладится. Ты права, эта самая экономка не явилась бы к тебе, если бы ее дела в суде шли хорошо.
Катрин знала, что Жакоб во многом прав. Ей было о чем подумать. Все-таки хорошо, что она решила с ним поговорить.
Но неприятный осадок от встречи с Сусанной оставался. Катрин нервно ждала дальнейшего развития событий, новых выходок Сусанны.
В эти мучительно долгие месяцы Катрин сделала для себя открытие. Она вдруг поняла, что Сусанна Холмс являет собой совершенно определенный и весьма распространенный человеческий тип. Улицы кишат такими людьми. Движет этой породой двуногих всепоглощающая жажда наживы. Смрадный дух алчности сочится из мостовой и вентиляционных люков подземки, им отравлен весь город.
В той части Нью-Йорка, где жила и работала Катрин, алчность не бросается в глаза, кутается в наряд благопристойности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129