Позвольте вам представить Мону Метьюс и Ральфа Карстона, который ее сопровождает. Как вы, конечно, помните, Мона – та самая девушка, которая попала на страницы вчерашних газет за то, что наградила одного из наших известнейших судей крайне нелестным эпитетом, и сделала это публично, в ходе судебного разбирательства, так что, хочешь не хочешь, слышали это все. Еще я могу добавить, что она провела несколько часов за решеткой за неуважение к суду…
– Привет, Мона! – заорал кто-то через весь салон из-за рояля. – Я тоже бывший правонарушитель.
– Да мы здесь почти все такие, – добавил еще кто-то.
Женщина, сидевшая за роялем, заиграла «Тюремный марш», и через миг все подхватили слова.
– Так вперед, мои милые, веселитесь от души, – подтолкнула нас миссис Смитерс по направлению к спальне и поплыла к входу. Люди в салоне на мелодию «Тюремного марша» начали импровизировать про Мону, и я взглянул на нее. Я чувствовал себя уже лучше, потому что до меня дошло: большинство гостей пьяны и просто не замечают, как я одет. Мона улыбалась.
– Это великий момент моей жизни, – шепнула она.
– Но они все вдрызг пьяны!
– Не важно, все равно это знаменитые и великие люди.
К нам подошли четыре смеющиеся девушки, подхватили Мону и отвели ее вниз, в салон. Я постоял с минуту, потом вернулся к входу, потому что ничего лучшего не пришло в голову. Гости продолжали прибывать. Среди них я узнал знаменитую Грейс Бриско, видел, как она подает руку миссис Смитерс и Сэму. Войдя в гостиную, она остановилась у стола, где сидел какой-то тип, и подала ему десятидолларовую банкноту. Он поблагодарил и положил банкноту в открытую жестяную коробку.
«Ничего себе вечеринка, – подумал я, – вначале человека приглашают, а потом с него же деньги берут». Но с нас никто денег не требовал.
– Куда ты дел свой бокал? – спросил вынырнувший откуда-то Лалли.
– А у меня его не было.
– Сэм, – отозвалась миссис Смитерс, – принеси Ральфу что-нибудь выпить. Мы будем в патио.
Она прошла со мной в патио, где был бассейн. Большой, весь выложенный плиткой, под водой светили голубые и золотистые лампы. Купалось там всего несколько человек.
– Великолепно! – вздохнул я.
– Вам нравится?
– Еще бы! Очень мило с вашей стороны, что вы меня позвали. А ведь вначале я не хотел идти.
– Думаю, теперь не жалеете?
– Теперь нет.
– А искупаться не хотите?
Я покачал головой.
– Спасибо, нет. У меня нет с собой плавок.
– Ну, это не помеха. Взгляните, – рассмеялась она, указывая на людей в бассейне. Какая-то девушка сидела на краю. Она была совершенно голая. – Такая мелочь – подумаешь, нет с собой плавок, – не должна помешать вам искупаться.
И тут снова появился Лалли и принес мне бокал.
– Сэм, – сказала миссис Смитерс, – ну разве это не прелесть? Ничего подобного я не видела уже несколько лет.
– Что такое? – спросил Лалли.
– Ну как же, ваш приятель. Он краснеет.
Лалли посмотрел на меня, потом скользнул взглядом по голой девице, все еще сидевшей на краю бассейна, и снова взглянул на меня. И тоже рассмеялся.
– Это Голливуд, дружище, – сказал он. – Любая мораль тут остается за воротами – вход в город ей категорически запрещен.
«Господи Боже», – сказал я в душе и подумал, как это великолепно, не эта нагая девица, а то, что я в городе, где никого не интересует, что делает другой, кем бы он ни был. В городе, где я вырос, каждый во все совал нос и кто-нибудь обязательно должен был тебя воспитывать и учить жить.
– Вначале это шокирует, – хмыкнул Лалли и опять рассмеялся. – А ты все еще краснеешь.
– Я не краснею, – защищался я.
– Лучше подождите краснеть из-за этой девицы, пока не познакомитесь с ней, – сказала миссис Смитерс.
Я ничего не ответил и отхлебнул немного из бокала. Так я впервые в жизни попробовал спиртное.
Когда я вышел из раздевалки и спустился к бассейну, на мне были мокрые плавки, одолженные у какого-то парня, только что вылезшего из воды. В бассейне оставалась лишь та девица, но несколько человек беседовали в патио. Когда эта голая дура увидела, что я в плавках, она стала тыкать в меня пальцем и подтрунивать:
– Хе-хе-хе, застенчивый парнишка!
Сейчас она стояла в мелкой части бассейна, из воды торчали только голова и плечи, но фонари у дна бассейна так ярко подсвечивали воду, что видно было все ее тело, включая и то местечко, куда, как говорится, индеец стрелой угодил. Я прыгнул в воду там, где поглубже, и немного поплавал взад-вперед, чтобы освоиться. Она приплыла ко мне и пискнула:
– Привет!
– Привет! – ответил я.
– Мы знакомы?
– Не сказал бы. Я тут новичок.
– Это хорошо, – одобрила она. – Я люблю незнакомых людей, потому что, если я их не знаю, они не могут ко мне цепляться. Я – Фэй Кейпхирт.
– А я – Ральф Карстон.
– Ты снимаешься в кино?
– Нет.
– Хоть один нормальный человек нашелся. Я ведь тоже снимаюсь.
– Я знаю. Я тебя видел.
– А чем ты занимаешься?
– Ну, я пытаюсь пробиться в кино. Пока только статистом, когда пригласят в массовку.
– Господи! – удивилась она. – За такие гроши? А как ты вообще тут очутился?
Я рассказал ей, как попал на прием.
– И знаю я здесь только девушку, с которой пришел. Потому я и полез купаться.
– Тебе стоит смыться отсюда прежде, чем ты с кем-нибудь познакомишься, – сказала она. – Тут одни зануды.
– А что же в таком случае здесь делаешь ты? – спросил я.
– Я тут из-за паблисити. Приходится делать множество вещей, к которым не лежит душа, поскольку я киноактриса и очень важно, чтобы обо мне писали. Прием у Смитерс – крупнейший в городе, потому пресса отводит ему много места. Ходить к ней на приемы – то же самое, что платить за рекламу в больших газетах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42