— Послушай, Рагнхильд, — Житник слегка повысил голос. — Я достаточно почтительный сын, чтобы тешить тебя и даже подчиняться кое-каким твоим капризам. Но главный здесь я. У меня есть свои представления о том, что нужно и чего не нужно делать, и я не собираюсь ими поступаться даже для того, чтобы сделать тебе приятное.
Некоторое время она молчала.
— Ты упрямый, — сказала она.
Житник пожал плечами.
— Ты не представляешь, что ты сейчас сказал, не знаешь, что может быть, если ты лишишься моей поддержки.
— Какая поддержка, Рагнхильд! Волхвы твои? Не смеши меня. Ты дала мне много нужных сведений. Все, что связано было с Неустрашимыми, оказалось правдой. Но настали новые, другие времена. А ты живешь в старых. Твоя месть Владимиру — благородна, но Владимира нет в живых. И Дело его давно не существует. Дело есть у меня, дело великое. Ты будешь мною гордиться, мать.
— Ты глуп, Житник.
— Я сделаю то, что намерен сделать — с твоим ли одобрением, без него ли, это все равно.
— Не боишься, Житник?
— Нет. Теперь уже — нет. Можешь хоть сейчас послать гонцов к Святополку и донести на меня. Можешь сказать ему, что моя цель — киевский престол. Это ничего не изменит. Даже если он придет сюда с войском.
— Берегись, Житник. Мысли опасные у тебя.
— Мне некогда. Я спешу на встречу. Я люблю тебя, как раньше, мать. Если ты не хочешь меня поддержать — не надо. Но не грози мне.
— Я не грожу. Я просто знаю то, что знаю. Без моей поддержки ты не провластвуешь двух недель.
Житник гордо поднял голову.
— Что ж. Да будет так. Мне не нужна ничья поддержка.
Наступило тягостное молчание. Житник поклонился и пошел отвязывать коня. Рагнхильд не двинулась с места, и окружавшие ее волхвы застыли в строгих, укоряющих позах. Вскочив в седло, Житник махнул рукой и, заступив на тропу, скрылся в тени деревьев.
— Жаль, — сказала Рагнхильд, ни к кому не обращаясь. — Жаль Житника. Но и Ярославу не править. Кто наследует ему?
— Судислав, — подсказал один из волхвов.
— Слабый, нерешительный. Возможно, это даже к лучшему. Святополку будет легче.
* * *
В двадцати аржах к востоку от Новгорода, во владениях побочных потомков Рюрика, на Бранном Холме располагалась Ветровая Крепость. Функции крепости она перестала выполнять более ста лет назад, а служила больше случайным ночлегом охотникам и местным землевладельцам, следующих в Новгород и из Новгорода. Такие посещения случались редко, и именно поэтому Ветровую Крепость выбрали волхвы и боляре Земли Новгородской, проживающие вне Новгорода, для съезда.
Житник и Горясер прибыли верхом, потратив на путешествие всего около трех часов благодаря надежным подставам, и были встречены восторженно. На съезде присутствовало около трех дюжин человек, из них волхвов около десяти. Волхвы преследовали, конечно же, свои, очень личные, интересы, помимо общественных.
— Стало быть, не ошиблись мы в тебе, Житник, — сказал один из боляр, пожилой и степенный. — А это значит, что скоро станешь ты полновластным правителем Земли Новгородской, в чем мы тебе будем содействовать. Намерен ли ты и дальше следовать своим обещаниям, верны ли слова мудрой Рагнхильд о тебе, не предашь ли ты нас?
Как они любят формальности, подумал Житник, сохраняя дружеское выражение лица. Просто удивительно, что они не приняли греческую церковь.
— Я не предам вас, добрые люди, — ответил он, подстраиваясь под общепринятый в этих краях тон. — Все сделаю, как обещал. Не скрою от вас, что человек я корыстный и тщеславный. Но корысть моя состоит лишь в желании самолично управлять самой славной землею Севера, а тщеславие мое лишь в том заключается, что жажду я одобрения и похвалы от тех, кем я правлю, похвалы правдивой, искренней.
Вокруг закивали, послышались одобрительные возгласы.
— Позволено ли нам будет, — спросил кто-то из волхвов, — жить в Новгороде и не скрывать наше умение?
— Да, — ответил Житник.
— А десятина, — спросил болярин, — только в урожайные годы, и только добровольная?
— Да.
— И чтобы бабам воли не давать! — раздался чей-то сердитый молодой голос.
Все заулыбались и посмотрели на говорящего.
— А разъясни-ка нам, добрый человек, что ты имеешь в виду, — сказал Житник, улыбаясь.
— Потому не с руки, — разъяснил добрый человек. — Нынче бабам позволено и грамоты подписывать, и уделами торговать, и выходить из дому в любое время, и за столом сидеть с мужчинами — не только женам правителей, но вообще всем. Нехорошо это. И по уху ее не ударь — бежит сразу жаловаться, приходит грек в рясе с ратниками, и лопочет что-то по-гречески полдня.
Кругом засмеялись.
— Это мы, пожалуй, на вече решим, — заверил его Житник, улыбаясь.
— Да уж, но только скорее бы. Отец мой все своей племяннице завещал, все. И дом, и сад. Грамоту написал. Я сперва посмеялся, выгнал ее, дуру, к лешему, а она на следующий день с тиуном вернулась. Я в своем доме теперь как бы по ее милости, и она меня может выгнать, что же я делать буду?
— Хвотин, молчи, — сказал кто-то из старших.
— Не буду я молчать.
— Молчи, щенок!
— Обсудим на вече, — повторил Житник. — Есть ли еще пожелания?
— Есть! Чтоб никаких наемников, ни шведских, ни польских, ни греческих, в земле нашей не было!
— Это сложнее, — сказал Житник.
Кругом заворчали.
— Совсем без наемников мы на первых порах не сможем, — резонно заметил Житник. — Ковши только и ждут случая.
Зароптали.
— Но нужно бы ограничить их число в мирное время. Предположим — не более пятисот наемников. Чтобы не мы их, а они нас боялись.
Несколько человек издали одобрительные возгласы.
Выкатили бочку, разлили по кружкам хорошо настоявшийся свир, приготовленный по специальным, волхвом Семиженом составленным, рецептам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138