Мать твою распротак! Козел ты, Том!
Двери лифта открылись; перед ними открылся пустынный вестибюль первого этажа, тускло освещенный серым светом, падающим с улицы. Снаружи шел тихий дождик. Ливайн направился было к выходу, но вдруг вернулся. Его голос гулко раскатился по вестибюлю:
–Ты замечаешь, – сказал он, – что ведешь себя, как одна из этих баб? Как это они говорят? «При чем здесь я? У меня и в мыслях подобного не было! Я не виновата! Откуда я могла знать, что, если напьюсь, и поцелую его, и пойду к нему в спальню, и лягу к нему в постель, он меня трахнет? Боже сохрани!..» Это все дерьмо, Том, безответственное нытье. И ты лучше подумай о том, что в этой компании полным-полно людей, которые работали также напряженно и добросовестно, как и ты, и не хотят лишаться заслуженных ими льгот и удобств, связанных со слиянием и акционированием, – ведь все это может cорваться по твоей милости. Ты хочешь представить дела так, будто не в состоянии понять, когда баба тянет тебя себе в постель? Ладно! Хочешь искалечить себе всю жизнь? Твое дело! Но если ты попробуешь искалечить жизнь мне – от тебя живого места не останется!
Ливайн величаво направился к выходу: двери лифта начали сходиться, и Сандерс выставил руку, чтобы не дать закрыться. Кромкой двери его хлопнуло по пальцам. Сандерс отдернул руку, и двери снова раскрылись. Он заторопился за Ливайном.
Догнав Марка, он схватил его за плечо.
– Погоди, Марк, послушай…
– Мне не о чем с тобой разговаривать. У меня есть дети, у меня есть чувство ответственности. А ты – просто задница!
Ливайн стряхнул с плеча руку Сандерса, распахнув двери и, выскочив наружу, быстро зашагал вниз по улице.
Когда стеклянные двери закрылись за спиной Ливайн, Сандерс увидел в них мелькнувшее отражение белокурых волос и повернулся.
– Я думаю, что это было не совсем справедливо, – сказала Мередит Джонсон. Она стояла не далее чем в двенадцати футах от Сандерса, у самого лифта. На ней спортивная форма – лосины цвета морской волны и свитер, – в руках спортивная сумка. Она была очень хороша и на свой особый манер откровенно сексуальна. Сандерс напрягся: кроме них, в вестибюле никого не было. Они были одни.
– Да, – согласился Сандерс, – я тоже думаю, что это было несправедливо.
– Я имела в виду, несправедливо по отношению к женщинам, – уточнила Мередит, перебрасывая свою спортивную сумку через плечо так, что ее свитерок задрался, обнажив голый живот. Тряхнув головой, она отбросила с лица упавшие волосы и, помолчав секунду, продолжила: – Я хочу сказать тебе, что очень сожалею обо всем происшедшем. – Она подошла к Сандерсу ровным, уверенным, почти величавым шагом. В ее голосе появилась хрипотца. – Я ничего плохого не хотела, Том…
Она придвинулась еще ближе, двигаясь осторожно, будто Сандерс был боязливой зверюшкой, которую она боялась спугнуть.
– У меня к тебе только самые теплые чувства. – (Ближе.) – Только теплые… – (Еще ближе.) – Я же не виновата, Том, что так хочу тебя. – (Совсем рядом.) – Если я чем-нибудь тебя обидела, то я готова извиниться…
Теперь она стояла почти вплотную, ее груди находились в каком-то дюйме от руки Сандерса.
– Я и вправду сожалею, Том, – повторила она.
Ее грудь вздымалась, будто от избытка эмоций, влажные глаза умоляюще смотрели на Сандерса.
– Можешь ли ты простить меня? Ну, пожалуйста! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь…
Сандерс почувствовал, как к нему возвращаются прежние чувства, прежние желания. Он сжал челюсти.
– Мередит. Прошлое есть прошлое. Оставь это. Ладно?
Она тут же изменила тон и указала рукой в сторону выхода:
– Послушай, у меня здесь машина. Подбросить тебя?
– Нет, спасибо.
– На улице дождь, я подумала, что ты не захочешь мокнуть…
– Не думаю, что ты это здорово придумала.
– Исключительно из-за дождя…
– Это Сиэтл, – сказал Сандерс. – Дождь здесь идет все время.
Мередит пожала плечами, подошла к двери и, выставив вперед бедро, нажала им на двери и стала толкать. На секунду остановившись, она повернулась к Сандерсу и улыбнулась.
– Напоминай мне, чтобы я не носила лосин в твоя присутствии. Стесняюсь сказать, но я из-за тебя их промочила.
Затем она отвернулась, выскочила на улицу и села на заднее сиденье поджидавшего ее автомобиля. Захлопнув дверцу, Мередит приветливо помахала Сандерсу рукой. Автомобиль отъехал.
Сандерс разжал кулаки, набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул, стараясь сбросить напряжение. Подождав, пока машина с Мередит уедет, он вышел на улицу и почувствовал на своем лице капли дождя и прохладный вечерний ветерок.
Поймав на улице такси, он сел в него и сказал водителю:
– Отель «Четыре времени года», пожалуйста.

* * *

В такси Сандерс смотрел в окно, стараясь дышать га глубже. Он был настолько выведен из себя неожиданной встречей с Мередит, – особенно обнаружив ее у себя за спиной после разговора с Ливайном, – что никак не мог отдышаться.
Слова Ливайна неприятно подействовали на него, но Том был не слишком расстроен, поскольку никогда не принимал Марка всерьез. Ливайн был аристократической натурой и поддерживал в себе творческий заряд, постоянно злясь на окружающих. Он всегда был чем-то недоволен. Ему нравилось злиться. Хотя Сандерс и знал его много лет, он никогда не мог понять, как Адель, жена Марка, с ним уживается. Правда, Адель была одной из тех невозмутимых женщин, которые могли спокойно разговаривать по телефону, пока ее двое детей ползали по ней, дергали за полы халата и засыпали ее бесконечными вопросами. Именно так Адель позволяла Ливайну изливать на себя все его раздражение, а сама тем временем продолжала делать свои дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127