Я затянулась, предложила сигарету ему. Он кивнул в знак благодарности, взял сигарету и, подвинув поближе пепельницу, сам закурил, а потом продолжил разговор.
— Сказать честно, мой шофер по совместительству является моим телохранителем. У него есть газовый пистолет, но повторяю, до недавнего времени проблем не было.
— А как охраняется дом? — поинтересовалась я, стряхивая пепел в пепельницу.
— Забор и стальные двери, — ответил Кравцов.
— Я так и поняла, — хмыкнула я. — Первым делом надо обезопасить ваш земельный участок по периметру, а то любой сдвинувшийся наркоман может легко перемахнуть через ограду и порешить вас вместе с женой. У вас даже камеры на крыльце нет, чтобы посмотреть, кто пришел.
— Да руки все не доходили, — виновато улыбнулся Кравцов. — Исправимся.
— На периметр хватит четыре камеры плюс одну на крыльцо и другую на въездные ворота, — принялась подсчитывать я, — датчики движения, систему против проникновения в дом. Сигнал можно и нужно вывести на пульт вневедомственной охраны.
— Что, думаете, все так серьезно? — нахмурился Кравцов. — Может, вашего присутствия будет достаточно?
— Я не могу находиться рядом с вами постоянно до самой смерти, — пояснила я терпеливо, — это элементарные меры безопасности. Как вы думаете, какие желания вызывает у грабителей неохраняемый симпатичный домик, где живут явно не бедные люди? Вас что, еще не грабили?
— Да нет, ни разу, — хмуро бросил Кравцов, вдавливая окурок в пепельницу.
— Что ж, могу вас поздравить, — сказала я торжественно, — вам сказочно повезло.
— Ладно, я все понял. Завтра же позвоню в «Гарант», — пообещал он так, словно делал мне одолжение. — Они мне устанавливали систему безопасности на молочном комбинате, попрошу, чтобы то же самое сделали и здесь.
— Правильное решение, особенно в свете последних событий, — кивнула я и отправила свой окурок в пепельницу. — Теперь расскажите поподробнее о ваших проблемах, а я решу, как нам быть. — Кравцов заметно помрачнел.
— Все началось два месяца назад. Помните отравление детишек в яслях? Так вот, наша продукция на выходе к потребителю проходит жесткий контроль. С каждой партии лаборатория берет пробы, и некачественный товар абсолютно невозможен, если только это не саботаж.
— Вы уверены в этом на сто процентов? — спросила я скептически. Мой скепсис не понравился Кравцову.
— Хорошо. Допускаю, такое могло произойти один раз, — запальчиво произнес он, — но ведь это случилось не единожды. Еще три случая мне удалось замять. Я половину лаборатории разогнал, повысил нормативы промывки оборудования и технологических линий. Знаете, как сейчас пробы доставляются в лабораторию?
Я покачала головой, дескать, без понятия.
— А я скажу! — воскликнул Кравцов, словно я ему затыкала рот. — Три сотрудника лаборатории во главе с начальником в сопровождении двух охранников делают забор проб с продукции, поступившей на склад. Помечаются лотки, из которых берутся образцы, составляется акт, в котором расписываются даже охранники, что видели, как производился забор проб. Потом все переносится в лабораторию и там на глазах у свидетелей делаются анализы.
— А как раньше брались анализы? — спросила я, переваривая полученную информацию.
— Раньше просто лаборанты ходили, брали образцы со склада, с конвейеров, делали анализы, результаты заносились в журнал, начальник смены и начальник лаборатории расписывались, — говорил Кравцов с раздражением. — Но потом стало понятно, что или в лаборатории засланный казачок, или кто-то подменил пробы. Поэтому пришлось ужесточить меры безопасности. Теперь по всему молочному комбинату установлены камеры наблюдения, по цехам ходит охрана.
— И что, эти меры дали какой-нибудь результат? — спросила я.
— Да, конечно, нашей продукцией перестали травиться, — ответил он, — только потом случилось кое-что почище. Наше предприятие питается электричеством с городской ТЭЦ. До него проложены четыре высоковольтных кабеля: два рабочих и два резервных. Кто-то прикрепил к ним в месте, где кабели выходят на эстакаду, что-то наподобие термитного заряда и поджег. Смесь прожгла оболочку, кабели замкнуло, причем все четыре, и предприятие на сутки осталось без электричества. Понимаете, что значит для молочного комбината остаться без электричества? У нас непрерывный цикл работ. Пока чинили кабели, пока бюрократические проволочки с ТЭЦ, испытания там всякие и разрешение на включение, у меня скисло шестьдесят тонн молока плюс одиннадцать тонн мороженого. Это миллионные убытки. Из кислятины потом понаделали творога, но кому, скажите на милость, нужно такое количество творога! Я потом рвал на себе волосы и бегал, не зная, куда его пристроить. Две тонны ушло в магазины, еще тонну спихнул в пекарню, а остальное по бросовым ценам отправили на птицефабрику.
— В каком месте были повреждены кабели, на территории предприятия или за его пределами? — спросила я.
— За территорией, в двадцати метрах от забора, — пояснил Кравцов, наливая себе в стакан виски, — там еще трубы теплотрассы из земли выходят. Ну ничего, пусть теперь только сунутся к ним. Я велел поставить там вышку с охранником, и если что, то пусть стреляет на поражение.
В кабинет резко вошла Юлия Матвеевна и недовольным голосом сказала, косясь на меня:
— Что же вы не идете, стол уже накрыт!
— Сейчас. Подожди. Видишь, мы разговариваем! —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10