Хотя, откровенно говоря, больше всего показывали не Александра, а еще совсем молодого парня, о котором комментатор пел соловьем, захлебывался в похвалах и утверждал, что из этого игрока вырастет русский Марадона.
Не знаю, как Марадона, а вот фотомодель из этого молодого человека точно вышла бы: лицо — на обложку журналов, фигура — как у античной статуи, координация движений — на грани возможного.
Смазливый молодой футболист забил в том матче два гола и под конец матча был поименован «великим».
Так что в последнее время я приобрела познания в футболе.

* * *

А еще через сутки я уже была в большой четырехкомнатной квартире Самсоновых на Васильевском острове. Я хотела остановиться в гостинице, но Наташа настояла на том, чтобы те несколько дней, которые я собиралась жить в Питере, я погостила у нее. И так, дескать, редко видимся. Конечно же, я согласилась.
Я сидела в глубоком кожаном кресле и говорила Наталье:
— Мне кажется, что проблему пора закрывать. Что значит: «отпустит — не отпустит»? Ты что, Натуля, маленькая девочка, чтобы вот так слушаться каждого его слова и сидеть в Питере безвылазно, как медведица в берлоге. Так ведь уже середина мая, пора просыпаться, медведица! И тем более, — я покосилась на насупленную Наташку, курившую сигарету за сигаретой, — он же сказал тебе: да, едешь. Ведь сказал же, так?
— Сказал, — ответила она и пригладила свои короткие, постриженные каре темные волосы. — Но Саша у меня, как говорится, хозяин своему слову: сам дал — сам забрал обратно. И еще он говорит, что я должна быть с ним, пока не кончится весь этот кошмар.
— Какой кошмар? — встревоженно спросила я.
— А такой! У них послезавтра финал. Он говорит, что никуда меня не отпустит, пока финал не отыграет. А там видно будет. Дескать, может, он вместе со мной дернет. Только неизвестно, как этот самый финал закончится. Может, выиграют они, может, проиграют. Тогда неизвестно, что будет дальше.
— Какой финал-то? — спросила я.
— А ты не знаешь, что ли?
— Нет. А что?
— Но ведь ты у нас сотрудник чего-то там этакого, не так ли? — произнесла Наташа, и в ее угрюмом тоне прорисовалось что-то похожее на иронию. Это уже лучше: оживает девчонка.
Хотя, честно говоря, мне не нравилось, когда Наташка начинала припоминать мой послужной список и разглагольствовать о моей деятельности. В конце концов — это конфиденциальная информация.
— Ну так вот, — продолжала Самсонова, — что было бы, если бы тебе предстояло расследование, как говорится, на футбольную тему, а ты про футбол ничего и не знаешь, кроме того, что мяч круглый, поле зеленое и что есть такой знаменитый Марадона.
Я пожала плечами и ответила:
— Ничего не знаю? Ну что ж… у меня большая склонность к самообразованию. По мере необходимости. Так что если когда-нибудь я буду расследовать дело на футбольную тему, то мигом выучу составы всех клубов России, а если потребуется — то и всей Европы. Информация, дорогая моя Наталья, это как блины — нужно выпекать в момент употребления.
Наташа саркастически передернула плечами.
Как раз в этот момент хлопнула дверь, и я поняла, что появился дражайший супруг Натальи. Причем, если судить по гулу мужских голосов в прихожей, не один.
Так оно и оказалось.
В гостиную, где мы с Наташкой пили кофе, вошли трое мужчин. В высоком, атлетического телосложения брюнете с широкоскулым лицом и хитро прищуренными серыми глазами я узнала мужа Натальи — Александра Самсонова. Он был в форменной ветровке своего клуба, в спортивном костюме и в кепке, которую он так и не удосужился снять. Впрочем, ни в чем ином я его никогда и не видела — если не считать формы, в которой он выходил на игру.
С ним были двое.
Первый — малорослый, но необычайно плотный и широкоплечий мужчина лет тридцати с хвостиком; в тот момент, когда он входил в комнату, на его почти круглом лице, красном, раздобревшем, сияла самая ослепительная улыбка, какую только можно было представить. Надо сказать, что в сочетании с маленькими прищуренными глазками и лбом, казалось, состоящим из одних складок, выглядело это довольно комично.
К тому же он был лысоват и обладал толстым красным носом с большими ноздрями, отчего приобретал определенное сходство с гориллой, чей волосяной покров был существенным образом прорежен.
Его руки были так длинны, что свисали почти до колен, особенно когда он сутулился.
Пальцы этих длинных рук, толстые, волосатые, непрестанно шевелились и напоминали гусениц.
Но при всей этой отнюдь не голливудской внешности мужчина производил самое приятное впечатление и с первого взгляда вызывал симпатию. К тому же, повторюсь, его улыбка была просто ослепительной.
— Какой цветник у тебя дома, Самсонов! — воскликнул он, входя в комнату. — Ну Наташу-то я хорошо знаю, мое почтение, любезная хозяюшка… а вот это что за фея? — Он выразительно посмотрел на меня.
Я невольно улыбнулась, собираясь ответить на комплимент, но болтливый толстяк подпрыгнул передо мной на одной ножке и почти пропел:
— Позвольте представиться: Даниил. Можно Данила. Если по-простому, то Даня.
— Если совсем по-простому, то он у нас Крокодил, или Кроко, — сказал Самсонов. — Это чудо мало того, что носит имя Даниил, так у него еще и фамилия — Нилов. Даниил Нилов… ты только вслушайся, Юля! А Крокодил — это потому что крокодил Данила с реки Нила. И еще фильм такой был — «Крокодил Данди». А у нас соответственно — Крокодил Даня.
Да, надо сказать, у футболистов несколько своеобразное чувство юмора.
1 2 3 4 5 6 7