- Но причем здесь Ламарк?!
- Интересно с тобой. Всегда интересно. Слава богу, что ты у меня не Дарвин. Ведь тебе не приходит в голову опускать высшее до низшего. Нет, ты все самое примитивное и простое должна подтянуть...
- О! - перебила она его, - Вот тебе и спускаемся до простого - мизинцы у них тоже не маленькие. Заходят за третий сустав безымянного пальца. Ты понимаешь, что это значит?!
- Ну и что же?
- А то - что они не из тех, кто упускает свою корысть. Материальное положение, прибыль для них очень много чего значит. Они вовсе не такие идеалисты, какими хотят казаться.
- Вот видишь, в чем залог успеха. У меня тоже длинный мизинец. А ты... готова была отказаться от меня. Пустилась в свободное плавание - постигать культуру своей страны на основе творчества каких-то невезучих уголовников. Только зря тратила деньги.
- А ты не зря тратишь деньги в ресторанах и казино?
- Я их трачу на то, ради чего делаю.
- Ради чего же ты их делаешь?!
- Ради свободы. А свобода - это свобода игры. Не может играть лишь первобытный человек. Человек свободный не играть не может. А ты все ищешь первобытные основы. Опускаешься до Дарвина. Ищешь человека в обезьяне, или обезьяну в человеке. Пора бы начать понимать богов Олимпа.
- Я и пытаюсь, живя с тобой. Пойдем, я расскажу тебе про этот отель. Ты видишь башенки, они напоминают груди.
- Но если это и груди... Нет, Кирилл. Такие груди не принято прославлять в обществе. У людей принято, чтобы груди были похожи на купола наших церквей.
- Но это же твои груди. Маленькие, узенькие, вытянутые.
- Ужасно. Не напоминай мне.
- Но сколько в них беззащитности и темперамента.
- И все-таки это просто какие-то рюмочки. Наверное, владелец отеля избавился от алкоголизма, прежде чем начать строить его, вот и украсил перевернутыми рюмками, как это делали наши купцы в Москве.
- Нет. Была такая женщина... В неё влюблялись и любили. Мне Зинаида с утра рассказала. И звали её Оттеро. Однажды, один из поклонников подарил ей колье с драгоценными камнями, которое стоило столько, что на него можно было купить целый город...
- Чушь! Не бывает таких драгоценностей!
- Аналитик. Аналитик! Ты слушай стихи - стихию легенды! Было колье, как все говорят, ценой в целый город, а она проиграла его, едва получив. Она была азартной, зажигательной, доброй... И её маленькие груди запечатлел архитектор, влюбленный в нее. Это самый дорогой отель. А почему-то называется "Кали"? Пошли. Хочешь, поживем здесь?
- Пошли посмотрим, что там за скульптурка, среди пальм? - заслушавшись Кирилла, Алина чувствовала, что не может оторвать взгляда от скульптурного изображения женщины, в тени пальм через дорогу.
- Это же твоя копия! - воскликнул Кирилл, - подведя жену за руку к скульптуре.
- Нет! - отчаянно воскликнула Алина, и слезы блеснули в её глазах. Да она и не красива вовсе! Как могли в неё влюбляться все мужчины?!
- Сразу чувствуется, как она изящна в каждом своем порыве, как искренна, какой в ней темперамент! - Продолжал Кирилл. Он ещё раз сравнил свою жену с великой куртизанкой и, поцеловав, словно благословляя в лоб, пояснил. - Неужели ты думаешь, что мужчины влюбляются в кукол с обязательным общепринятым на данный момент стандартом? Они влюбляются...
- Влюбляются... - с горькой усмешкой перебила его Алина. - И ты влюблен. А все жду, когда же ты будешь меня любить.
- Я не вижу разницы.
- А я вижу!
- Но в чем она?!
- А в том!.. - Алина почувствовала себя, словно все видящий, все понимающий ребенок, не способный преодолеть косность взрослого. - А в том... - повторила она уже тихо. - Как она умерла?
- К сожалению, такие женщины, обычно умирают в нищете... Глубокой старухой. Недавно.
- Вот видишь! Ни один, из влюблявшихся в неё не спас её от такого конца. Ненавижу! Ненавижу всю эту вашу водевильную влюбленность! Слава богу, что я умру молодой.
- Ты не умрешь! - твердо ответил Кирилл. - Ты будешь жить. И даже старухой ты будешь любима. Ты будешь жить...
- Но в чей скульптуре?! В чьих произведениях?! - едко кольнула Алина.
- В моих. Я буду творить твою жизнь.
- Жизнь для тебя праздник... А я... устала от праздника... я задыхаюсь... я не хочу.
- Я лучше знаю, чего ты хочешь. Поехали смотреть покой, о котором ты и не мечтала.
И они поехали. И они носились по прибрежным городам. В глазах рябило от разнообразной одномастности пейзажей. Антиб: музей Пикассо музей Пейне, Морской музей... музей башни.. Гольф-Жуан: мачты яхт, стела Наполеона... Био: - снова черепичные крыши, лабиринты узких улочек, неожиданный размах шикарных вилл, продажа керамических изделий у дороги с огромными горшками, словно рассчитанными на секвойи, и парковой скульптурой - миниатюрные музеи... Сен-Тропез...
"Любимая" обращался он к ней, "милый, дорогой, любимый", отзывалась она. И не было в произношении этих слов ни слащавости, ни пошлой вычурности. Искренность, порой не исключавшая дружеской насмешки.
- Сфотографируй меня у могилы Марка Шагала, любимая.
- Давай-давай милый надуйся пофилософичней.
- Замри, любимая! Снимаю. О! Какая кротость! Само смирение, милосердие и святость! А далее лукавство, кокетливость, поверхностность, развр...
- Заткнись, до-ро-гой!
- И даже гнев, любимая. Но что ж плохого, если в тебе есть все?.. Даже слишком много.
- Ах, так, любимый!..
- Здесь нет трамваев - зря надуваешь нижнюю губу, никто не переедет.
Он обнимал её за плечи, она прижималась к нему пристраивая на плечо почти ангельскую головку, с убранным буйством кудрей в тугой пучок, но тут же что-то снова привлекало её внимание, профиль устремлялся вперед, как нос корабля озаглавленного Никой, волосы нетерпеливо выбивались локонами внутренних ветров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133