Фома, тем временем обойдя всю мастерскую и перетрогав все странные астролябии, бутылки из-под "Смирновки" прошлого столетия, ракушки и детали кованых оград, встал у окна в великом напряжении и медитировал, не глядя на ящик под столом, но чувствуя его всем телом. Медитировал почти моля и ожидая, когда же вдруг свершиться чудо. Ведь так не может быть, что б было то, что можно выпить и не выпить!..
Тем временем Елена болтала с Егором об их общих знакомых. Уж как-то слишком мирно проходило знакомство с этим Егором, очередным из гениев Екатеринбурга. Фома взглянул на Алину.
Та увлеченно перебирала тюбики красок, уложенные в ящик из-под бананов.
С усмешкой вспомнил о Друиде, наверное, ещё не пришедшего в себя от вчерашнего; а может быть, чего-нибудь сейчас кропающего дома, - "как так, жить на Урале и не поесть бананов?.." И усмехнулся и снова пошел бродить по мастерской, расположенной в огромном старом, купеческом срубе, в растерянности перебирая вновь все, что ему попалось на глаза, - от старых чугунных утюгов и печных заслонок, до медных пуговиц почтмейстеров, вагоновожатых, былых времен.
Елена, разговаривая с Егором, тревожилась о Фоме. Она одна не ведала о мине, прикрытой переходящим знаменем героев соцтруда. Не чуя близости беды, могла себе позволить сочувствовать Фоме. "Ах, как же ему трудно, - все пить и пить, и вдруг не пить". - Вздыхала про себя она. Но в тоже время радовалась тому, как удалось им вчера напугать мужчин и довести их до того, что все они в итоге этой ночью ей честно поклялись, что больше никогда, ни-ни. И так все ясно получалось!.. И такими чистыми глазами они вчера смотрели женщинам в глаза, что невозможно было не поверить. Теперь ей оставалось лишь одно, придумывать такие культурные программы, чтоб было интересно и без водки. И это ей как будто удалось.
Но вдруг дверь распахнулась и с мороза, заснеженный, как сумрачный пингвин, влетел Друид.
Он всхлипнул и плюхнулся на дряхлое допотопное кресло. И с грохотом рухнул. Но, как ни в чем ни бывало, продолжал всхлипывать на обломках, Мой кот... Мой бегемот... Мой бегемоша!.. Скоропостижно... Ночью... То есть под утро... Я вызвал скорую помощь, для людей, а чем он хуже, они ж меня послали матом, а он не вынес этого, он посмотрел с укором и скончался на моих руках. О боже!.. - и после молчаливой паузы задумчиво продолжил, - Как так, прожить под наблюдением такого мудрого кота такие творчески насыщенные годы и вдруг не помянуть.
- Как?! Бегемот погиб?! - Хором вскрикнули Фома и Алина. Переглянулись и вспомнили танец любви под кошачий прищур... Алина потупила глаза - "это было?.. Это действительно было?.."
- Умер от энтерита. Каков был философ. Лежал на диване, на спине, нога на ногу, и разве что кальяна не хватало. Как так ...
- Да... - Вздохнул Фома и наклонился, чтобы как бы вовремя, в тот самый нужный момент вынуть из-под стола бутылку.
- Нет! - в ужасе оттолкнув Фому, крикнула Алина, - Все! Уходите отсюда. Я буду рисовать, рисовать, рисовать и больше ничего...
- Как так, - уставился на неё Друид, - А кот? Кто кроме нас помянет его душу?
У Алины не хватило слов, и плотно сжав губы, она смогла лишь отрицательно замотать головой.
- Ну и как это ты будешь рисовать? - опять почесал затылок Егор, гостья из Москвы его озадачила своим поведением, с котом же Друида он был не знаком. И совершенно не понимал о чем идет речь, что происходит.
- Не знаю, - растерялась на секунду Алина, - А давай вместе. Как на пианино - в четыре руки.
Друид поднялся, и обломки кресла рассыпались безнадежными деталями былого, - Аля, Алечка... - он гипнотически смотрел в её словно ничего не видящие зеленые с расширенными черными зрачками утягивающие куда-то за предел возможного глаза, и постепенно приближаясь к ней, он лепетал, срываясь вдруг на шепот, - Алечка, да ты сошла с ума. Что ж ты творишь такое второй день. Я понимаю, что беда одна не ходит. Вот умер кот, а ты как будто заводная, не чувствуешь как будто ничего.
- Не приближайся! - топнула ногой Алина, - Ведь ты не знаешь, ты не знаешь!.. А я знаю, что от чего и к чему!
- Я чувствую...
- Нет! Все уходите, все. Я буду рисовать. Я больше не могу.
Пошли, пошли - похлопал Фома Друида по плечу. Все это время он смотрел на Алину, не отрываясь, "глазами, быть может, змеи". Так мудрый взгляд на самого себя и все вокруг, определил когда-то Ходасевич. Как ни странно, но люди пьющие помногу и давно, порой оказываются пристальней к другим, а трезвенники невнимательны настолько, что прибывают порой в большей иллюзии, чем постоянно опьяненные вином.
ГЛАВА 26.
Они взглянули друг на друга с немым удивлением - Алина и Егор. Они не ожидали, что их оставят вдруг вдвоем.
- Что ж... будем рисовать, - вскинула руки Алина, словно открывая представление.
- Может, выпьем для начала?..
- Давай, помянем, все-таки кота. - Кивнула она, понимая что, не приняв зелья, он будет чувствовать себя как в оковах.
Они деловито и молча принялись опустошать бутыль сухого.
Он думал, что она, наверное, под наркотой, или частичка безумной богемы, и сейчас... сейчас она его начнет, конечно, соблазнять. Он стал известным недавно, но сразу после первой выставки познал, какими страстными бывают женщины с мужчиной, в котором окружение признало талант. И было все же странно - она в Москве, наверняка, и не таких видала. А он-то что... А может быть она как нимфоманка, ей все равно какая слава, лишь бы... Он ждал, когда она, если не бросится на него, то хотя бы начнет заигрывать. Но вино в бутылке кончилось, а ничего.
- Ну что ж, приступим, - сказала Алина, подошла к холсту и словно дирижер взмахнула кистью.
Вот этого Егор не ожидал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133