"Я никогда не знал вас; отойдите от меня, делающие беззаконие!"
Раввин хитрил перед своей паствой, а может, вел их по ступеням, чтобы не перепрыгивали нетерпеливые. Им говорил одно, самым близким своим ученикам - иное. Но так же точно поступали все, кому мне довелось с прелюбопытством внимать, впитывая в себя их инфернальную сущность, мысли, слова, взгляды, повадки, запах кожи, образы и звуки. Я "питался" ими, любовью или ненавистью, силой или бессилием, особой энергией духа, связанной с кровью, страданием, страстью животной и бесовской, тайными желаниями и пороками, всеми людскими грехами, идущими за человеком со времен Адама.
Раввин тщетно и безуспешно пытался по древним каббалистским книгам создать подобие Божественного творения, вырастить искусственный голем, человечка, для чего требовались некоторые младенческие органы. Его сестра поставляла для этих целей материалы. Она занималась акушерством, делала аборты, принимала роды. Старуха знала, что глупых девок вокруг очень много, и не каждая из них будет рада, если ей скажут, что ребенок выжил. О трехмесячных зародышах нечего и говорить... Все это шло на дьявольскую кухню Ковалевского - так звали моего нового хозяина. Извлекая "запчасти" из плоти, сей ученый талмудист пытался воссоздать облик своего рано умершего сына, хотел получить его близнеца-брата. Мне думается, что внешне его усопший от скарлатины отрок походил на мое изображение, недаром Ковалевский часто так пристально всматривался в мое лицо, изучал каждый сантиметр тела. Но плоть - не железо, не сталь, пружинки и колесики не заменят сухожилий и печени, а весь мой механизм - мозг и сердце. Кровь из трупа не влить в куклу, которую пытался "вырастить" он и его сестра.
Впрочем, я подозревал, что она является не только его сестрой, но и женой тоже. И это оказалось правдой, когда он однажды, после неудавшихся опытов, овладел ею прямо среди человеческих останков. Кровосмешение также входило в науку познания тайных, адских контактов, и, может быть, они надеялись, что таким образом, пролив свое семя на чужую и мертвую плоть, воскресят сына? Кого же они хотели создать? Нового сверхчеловека? Или ветхого, из прошлого, из тех дней библейских, когда к ним пришел Сам и они не узнали Его? А может быть, обезьянку или мистического двухголового андрогина? Или бессмертное существо, сотворенное на костях смерти? Но всегда, всегда получалась только пародия, рассыпающаяся в прах... Но мог ли он отказаться от надежды вывести из небытия не только сына, но и положить начало новой многочисленной расе, имеющей и силу, и тайные знания, чтобы принудить людской род признать над собой власть могущественного царства? В этой породе будет сконцентрировано все, а другие человеки низойдут до положения скотов или подвергнутся уничтожению.
Такие мысли витали в прозрачной голове Ковалевского и его сестры-жены Софьи. А однажды произошло то, что и должно было произойти... Так происходит со всеми, и это - всего лишь плата. Подлинный Фауст, достигший всего, был найден в своей лаборатории с ножом в спине; почки и сердце Тамерлана съел демон Чжамсаран, а Рудольф Дизель исчез вообще неизвестно куда, но я-то знаю, куда запихнули этого гения... Итак, с приходом полной луны, в каком-то дурманящем чаду, под пиликанье скрипки, на столе под стеклянным колпаком началось какое-то шевеление. Что-то там булькало, пузырилось, соединялось и вновь распадалось на части.
- Процесс пошел, - удовлетворенно потирал руки Ковалевский, поглядывая на музицирующую сестру. Это был миг их высшего торжества, и как им должно было бы быть обидно, что никто из учеников их не видел! Но наблюдал я, Курт Бергер, если мне позволительно присвоить фамилию моего творца. Вдох-выдох, что-то настойчиво скреблось по стеклу, то ли пытаясь вырваться, то ли зовя к себе своих кровосмесительных родителей...
Дана и Велемир, придя к утру, нашли их обоих на полу, растерзанных до неузнаваемости. Все вокруг было переломано, разбито и залито кровью. Соседи говорили шепотом, что брат с сестрой ненавидели друг друга и убийственная ссора вышла на почве "острой личной неприязни"... Так было и записано в протоколе. На пятый день Велемир вынес меня из дома под полой плаща..."
7
Убежав из больничного парка, Гера бродил кругами поблизости, не решаясь ни вернуться, ни уехать. Он заглядывал сквозь забор, прятался за деревьями, но расспрашивать кого-либо побоялся. Еще раньше Свету унесли на носилках, а с Евстафьевым пришлось повозиться - тот метался по аллеям, дико кричал, размахивал палками (вторую отобрал у какого-то больного) и лупил всех подряд, кто не успевал увернуться. В голове у него что-то замкнулось, и он совсем обезумел: каждый встречный ему теперь представлялся Герой, то превращавшимся в старика, то в женщину, то в доктора в белом халате, а то и в собаку, трусливо лающую на него из-за кустов. Иногда Гера раздваивался и растраивался, их было уже несколько, подбиравшихся к нему с разных сторон, и четвертый - кричащий что-то бабьим голосом, и пятый - сидящий на ветке и издевательски каркающий.
- Вот тебе, вот! - орал и повизгивал Евстафьев, отбиваясь от них палками. Но многоликий и многорукий Гера, к тому же ещё и многокрылый и многохвостый, казался неуязвимым...
Наконец кому-то удалось прыгнуть на Гнилого сзади и зажать руки. Другие навалились, выкрутили палки, схватили в тиски. Но в сумасшедшего словно вселились бесы, он вырывался с такой чудовищной силой, разбрасывая всех вокруг себя, что лишь прибывший наряд милиции сумел с ним справиться. Затем его увезли уже в другую больницу, соответствующего профиля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102