И у него созрел план действий.
6
В программе культурных мероприятий выступление цыганского ансамбля намечалось на третий день плавания, но оно не состоялось, о чем старпом Кукин заблаговременно известил пассажиров. Правда, он не назвал подлинных причин, дабы не вызывать излишних волнений. А дело тут заключалось вот в чем: ромалы, в количестве шести человек, обслуживали каждый рейс "Коломбины", а после завершения навигации возвращались в свой табор, осевший под Москвой. Во время круиза они пользовались неизменным успехом. Отделанный под старину пароход, величавые берега Волги, зажигательные и печальные песни - все это производило неизгладимое впечатление на пассажиров: им хотелось грохнуть об пол хрустальный бокал, прикурить от крупной банкноты, упасть мордой в салат со шпинатом или пуститься в пляс. Многие так и поступали. А сколько было переломано гитар, сколько пропето "Величальных"!.. Какие роковые страсти разыгрывались на пароходе из-за молодой черноокой цыганки Глаши, обольстительной колдуньи, которую строго оберегали отец, мать, муж и два брата!
Нынешний рейс "Коломбины" предполагал то же самое. Три скромные каютки ромал размещались по соседству с матросским кубриком, под нижней палубой. Каюты соединялись между собой внутренними дверьми, что было очень удобно для привыкших к совместной жизни цыган. Братья спали в одной комнате, отец с матерью - во второй, Глаша с мужем - в третьей. Во время посадки на пароход, когда на пристани скопилось довольно много пассажиров и провожающих, младший из братьев не удержался и ловко умыкнул черную дорожную сумочку, засунув её под малиновую рубаху. Кто был владельцем несессера - так и осталось для него неизвестным. Поднимаясь по трапу, цыганенок споткнулся о чью-то ногу и сильно ударился пузом о поручни. В несессере раздался хруст, словно там треснула стеклянная банка. Но для всех, ставших с этого момента заложниками "Коломбины", было бы лучше, если бы то оказались цыганские ребра. Ни одна живая душа ещё не могла представить, что означал для будущего развития событий сей малозначительный на первый взгляд эпизод.
Закрывшись в матросском гальюне, цыганенок вытащил из-под рубахи кожаную сумочку, расстегнул "молнию". Внутри лежало всего-навсего несколько небольших пробирок с бесцветной жидкостью. Одна из пробирок лопнула, и её содержимое пропитало подкладку несессера. Разочарованный воришка втянул носом воздух: жидкость пахла больницей. Доктора и лекарства в представлении цыганенка относились к разряду бесполезных существ и вещей, поэтому он с чистой совестью спустил все стекляшки в гальюн, а несессер выбросил в открытый иллюминатор. Таким образом, воды Москвы-реки поглотили один из самых опасных вирусов, который должен был проявить себя через несколько дней...
Что же касается цыганенка, то он вернулся к своей родне, слопал вместе со всеми запоздалый ужин и завалился спать. В данной ситуации это уже не играло никакой роли. Даже если бы он немедленно попал к грамотному врачу, все равно было бы поздно. Он имел непосредственный контакт с жидкостью, а это означало, что вирус проник в его организм не только воздушным путем, но и через кожу, начав стремительно поражать иммунную систему, и прежде всего - кровь. Болезнь, которой ещё не было придумано красочного названия, но по некоторым симптомам схожая с холерой, нашла в теле цыганенка достаточно удобную и питательную среду.
На следующее утро он проснулся с сильной головной болью, суставы ломило, перед глазами расплывались красные круги, а в горле так пересохло, словно он целые сутки скитался по знойной пустыне. Мать сварила целебный настой из трав, и на некоторое время цыганенку полегчало. Отец заставил его выпить полстакана водки с медом и перцем, после чего сын уснул. Жар отступил. К вечеру он поднялся и уже довольно резво бегал по нижней палубе, но ночью болезнь проявила себя с новой силой. Он метался по кровати, пытаясь подняться, и возле него постоянно дежурили то мать, то Глаша. Глаза цыганенка неестественно блестели, родню он не узнавал и весь следующий день почти не приходил в сознание. Отец не решался обратиться к судовому врачу, веря больше своим цыганским снадобьям и средствам. Конский настой, отвары из сушеных кореньев и листьев, прикладывание сырого мяса к телу цыганенка ничего не помогало. Наступало лишь временное, минутное облегчение. Более того, на третьи сутки плавания странная болезнь перекинулась на второго сына.
7
Глодать сухари, запивая их теплой водой из найденной на палубе бутылки, было уже невмоготу. Костяная Нога потерял счет времени: что сейчас - день, вечер? На самом деле приближалась полночь, а пароход подходил к пристани в Рыбинске. Большинство пассажиров спали, но кое-кто ещё сидел в баре, а кое-кто прогуливался по верхней палубе, где для желающих поглядеть на иные миры был установлен телескоп. Однако бомжа не волновали ни далекие звезды, ни близкие, шуршащие где-то под ногами крысы. Его одолевал город. Запалив фитилек в свечке и задымив окурком, он в который раз осмотрел крепко сколоченные ящики, на две трети заполнившие трюм. На всех была проставлена типографской краской надпись: "Гуманитарная помощь". Землячок матрос, спустивший его в нутро парохода, предупреждал Костяную Ногу, чтобы тот даже не думал совать нос в ящики. Иначе он сам привяжет ему на шею кусок якорной цепи и отправит на дно. Воровать на судне могли только члены команды, но и им было строго-настрого заказано даже близко подходить к грузу. Все работы по его транспортировке в Москве, а также в порту прибытия осуществляли телохранители Лукомского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66