Мой долг быть с Артуром и подданными. Мне нельзя ехать за Граалем просто потому, что я так хочу.
– Конечно, можно.
Я больше не забавляла Богиню, и в ее ответе послышалось раздражение. Я ощутила, как из любящей матери она превращалась в суровую старуху.
– Ты слышала, что я сказала? Или ты думаешь, что тебе нужна лошадь и чаща, чтобы обрести грааль?
– Нет… – неуверенно ответила я, внезапно придя в ужас от собственного безрассудства. – Но как я узнаю, с чего начать и что делать?
– Ты поймешь, ты поймешь, Гвенхвивэра. Древняя форма моего имени забилась в воздухе, и я обрела такие могучие крылья, что не в силах была устоять. Она проявилась в полном величии, всепобеждающей мощью сфокусировала на мне вечность Вселенной, и я погрузилась в свободу, в бесконечном восторге скидывая с себя тенеты самоограничений.
Я плыла в свете раннего утра, неистово расплываясь по ветру, и не было такого места, где бы я не присутствовала – я оказалась неотделимой от остального мира. В сладостном плену я растворялась в крыльях бабочки, ночной тени, отбрасываемой веткой тиса, свежести фиалки. Звездный свет струился в моих венах, а сердце перемалывало гром даже тогда, когда я морской пеной плясала на рифах Тинтагеля. Радость отражалась отголосками и во мне, и во внешнем мире, но медленно, постепенно срасталась с утренней тишиной, а мое имя зазвенело птичьей песней и падающей на землю росой.
– Гвен, – Нимю наклонилась надо мной. – Что случилось? С тобой все в порядке?
Пропитанная сладостным ощущением, я скрючилась на земле и рыдала без всяких причин. Сердце невероятно болело, и я застонала, когда жрица поставила меня на ноги.
– Она ушла? – глупо спросила я, понимая, что никогда бы не пришла в сознание, если бы Великая Мать была по-прежнему здесь.
Нимю тихо рассмеялась:
– Не более, чем обычно уходят боги. Она ведь говорила прямо с тобой? Я прочитала это по твоему лицу и была вынуждена закрыть глаза – так сильно чувствовалось в тебе ее присутствие.
– Во мне? – прошептала я, потрясенная мыслью. Прежде Богиня говорила только через Нимю.
– И что она сказала? – жрица растирала мне виски, по своему опыту зная, какие боли мучают человека после таких визитов.
– Она объяснила… – начала и запнулась я. Память была абсолютно чистой. Я понимала, что хотела сказать Богиня, но не находила слов, чтобы это выразить. – Она сказала… Грааль… он для всех, – наконец путанно закончила я.
Жрица кивнула, хотя я точно не знала, то ли потому, что поняла, то ли оттого, что соглашалась: встречу с Богиней мне не удастся передать словами. Поняв, что я могу идти, Нимю подобрала корзину с травами, и мы отправились обратно в Карлион.
Отъезд на поиски Грааля был назначен на следующий день, и у меня не было ни времени, ни желания делиться с кем-нибудь тем, что произошло со мной. К тому же Ланселот уезжал, а Нимю уже знала, и говорить больше было некому. С Артуром я не хотела делиться такими вещами.
В последний вечер при дворе рыцарей пригласили на грандиозный праздник. Мы растворили ворота, чтобы под древними сводами базилики с членами Круглого Стола смешались крестьяне, ремесленники, мастеровые и местные военачальники. Все много пели и плясали, хотя я заметила, что всему этому Ланселот предпочитал беседу с сыном. То и дело звучали тосты во славу наших героев. Иронсид громко хвалил оружейника, который, хоть и не имел времени изготовить новую кольчугу, по крайней мере починил старую. Гавейн пил ровно столько, чтобы не обидеть провозглашавших тосты – негоже начинать поиски грааля с головной болью.
В тот вечер рядом со мной сидел Кэй и с презрительным терпением взирал на празднество. Я вспомнила рассказ Динадана о его неразделенной любви и удивилась, почему дама его сердца не удосужится заглянуть за его едкую напускную внешность. Ведь, несмотря на острый язык, Кэй был человеком высоких принципов и огромной отваги.
– Ты только подумай, – удивлялся он, поворачивая одно за другим многочисленные кольца, украшавшие его пальцы, – сколько за ночь состоится обрядов благословения и очищения. Ведь в испытании участвуют представители всех религий.
– Да? А я об этом и не подумала.
– М-да, – пробормотал он. – Отец Болдуин исповедует и принимает покаяние у христиан, а утром собирается отслужить мессу. Лионель и последователи Митры вот-вот незаметно улизнут в свою часовню в подвале – ты ведь знаешь, как они оберегают от чужих глаз свои обряды. Катбад и Гвин Нитский предложили на восходе луны нечто вроде общения с древними богами, а Нимю рассчитывает благословлять на рассвете. Один из местных священников также хочет принести жертву в храме Дианы, так что можно сказать, – добавил он с улыбкой, – что двор Артура сегодняшней ночью будет необычайно освящен.
– Мы это переживем? – спросила я. Сенешаль наигранно нахмурился.
– Будет зависеть от вашего величества, дадите ли вы нам превратиться в святых, – ответил он, и мы оба рассмеялись.
В самом деле, налет святости, который ощущался следующим утром при дворе, носил чистый и экуменический характер. Мы с Артуром сидели на помосте, устроенном в полукруглой апсиде базилики, и наши руки покоились на резных подлокотниках специальных кресел, которые раздобыли для нас в Карлионе. По обеим сторонам возвышались подставки для ламп, выкованные местными кузнецами в виде драконов. Каждое из чудовищ несло на себе несколько масляных светильников: на изгибе хвоста, на складках тела, сжимало в когтях, вздымало вверх на гордой голове. Яркое пламя отражалось в тяжелой короне, венчавшей голову Артура, рассыпалось отблесками на моем обруче на шее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149