— С преступлением квартира не связана. Если мы и обнаружим ДНК преступника в приемной и здесь, наверху, то уж определенно не на непочатой бутылке шнапса. Пустые мы охотно обработаем.
Тойер услышал, как кто-то вошел.
— Здесь вам нечего де… — заявил он, но это оказался Хафнер в его пиджаке, накинутом на плечи. Пошатываясь на нетвердых ногах, он встал в дверях и ошеломленно уставился на горы бутылок.
— Его покупки свидетельствуют о том, что водительские права у него были, иначе он даже не смог бы сдвинуть с места пакеты с бутылками и снедью. Вообще-то для нас, полиции, это не комплимент, — мирно заметил толстяк и добавил с ухмылкой: — Что, Хафнер, завидуешь?
Но на лице Хафнера читался откровенный ужас. Таким Тойер его еще не видел и лишь догадывался, что в такой ужас бравого комиссара могли привести разве только столики для некурящих в пивных Пфаффенгрунда.
— Какой был человек! — тихо и прочувствованно произнес Хафнер. — Да еще и умер не от этого. Вы только взгляните на это изобилие. Тем не менее он мертв. — С этими словами он круто повернулся и выбежал из квартиры. Пиджак Тойера упал на пол.
— Хафнер, ты куда? — закричал Штерн. — Стой!.. Хафнер!..
Но он скрылся из вида. Начальник группы с нарочитой небрежностью поднял пиджак.
— Многие удивляются, — заявил он странным фальцетом, — с какой стати Тойер носит кожу даже в теплую погоду. Отвечаю: вот я такой и не привык поступать иначе. Когда станет по-настоящему жарко, я сниму пиджак. Но пока еще не так жарко. И то же самое переносится на всю жизнь, я не хочу сказать — на многих людей, нет — на всех, вернее, наоборот, лишь на нашу жизнь. Для нас это… — постепенно ему снова удалось перейти на сносный баритон, — здесь и сегодня, которое, точнее, — он посмотрел на часы, — вообще-то еще сегодня, но останется им уже недолго, скоро превратится в завтра, означает не что иное… Короче, мы с Штерном сейчас уйдем и продолжим работу в конторе. Обобщим, сопоставим, оценим, взвесим, отсеем лишнее, посмотрим на результаты и разработаем их дистанцируясь, оперативно, дифференцированно, заинтересованно, дисциплинарно. А вы останетесь тут, поскольку вы — это вы. В конце концов это наше дело, а не ваше, иначе оно называлось бы вашим, а не делом Тойера.
— Я сразу так и подумал, — добродушно проворчал толстяк, — что Плазма совсем близко от нас.
— Как я их отбрил? — поинтересовался Тойер на лестнице.
— Да уж, — промямлил Штерн. — Чего вам только не придет в голову… Иногда мне кажется, что это даже чуточку чересчур…
— Так все-таки «чуточку» или «чересчур»? Ладно, не буду. Кстати, как зовут этого толстяка?
Штерн не ответил.
Они поехали в сторону центра, затем свернули налево на Курфюрстенанлаге. Тойер, сидевший рядом с водителем, постепенно осознавал, что дерзко придуманная ночная работа грозила превратиться в реальность, и остаток дороги предавался поучительным размышлениям о присутствии в жизни космического возмездия.
В кабинете их уже ждал Лейдиг. С необычной откровенностью он сообщил, что мать только что пыталась применить к нему телесное наказание, поскольку он забыл записать ее к парикмахеру. Потом отобрала у него ключ и сначала отказывалась его отдать. Затем заснула в кресле, старая перечница. Он забрал у нее ключ, положил нужные лекарства, позвонил парикмахеру на автоответчик и ушел.
— Сколько же лет твоей матери? — поинтересовался Тойер.
— Семьдесят пять. Я был поздним ребенком, родился недоношенным, однако мать, закаленная невзгодами уроженка Восточной Пруссии, все вынесла, преждевременные роды и меня. К счастью, она не с Кавказа.
— Кавказа? При чем тут Кавказ? — переспросил Штерн.
— Там все живут до ста тридцати.
Тут открылась дверь. Хафнер, во вполне сносной форме, спокойно и твердо вступил в кабинет.
— Доброе утро, господа. Кратко объясняю: такси в Пфаффенгрунд, без чаевых. Пять минут контрастного душа. Кофейник черного кофе. Три банана, две чашки быстрорастворимого бульона, подсолить. Пакетик виноградного сахара. Пачка петрушки глубокой заморозки — и в путь. Да, еще три таблетки аспирина «С», свежее белье и стаканчик одеколона на героическую грудь. Велосипед. Бутылка газированной минералки по дороге. И теперь остается только взять за яйца этого чокнутого Плазму.
Вопросов не последовало.
Старший гаупткомиссар уставился в свои записи. Искусственное освещение больше не требовалось, Господь Бог пособил, вращая Землю. Сыщики повторяли еще раз, что им удалось выяснить, и начали с Лейдига. Тойер прошелся по ключевым моментам:
— Итак, вдова Рейстера держится спокойно, даже более чем спокойно. Она не проявляет никаких признаков печали, хоть и знает, в каком свете из-за этого предстает перед людьми. Покойный часто колотил ее и двух сыновей. Она знала его еще со студенческих лет, тогда этот козел мечтал о стезе писателя и трудился над безразмерным романом, который так и не был закончен. Его талантов хватило лишь на должность внештатного сотрудника рекламной газетенки. Он был капризным, легко впадал в депрессию. Она хотела от него уйти, но квартира досталась им в наследство от ее родителей и принадлежала им обоим. Так что тут можно оборзеть… Но если ее рассматривать как преступницу, тогда все наши замечательные свидетели оказываются не у дел, верно? Лейдиг покачал головой:
— По-моему, это исключено. Когда Рейстер отправился на свою ночную прогулку, она тут же позвонила подруге, чтобы выплакаться. У них телефон фиксирует все звонки, она ему не доверяла и подозревала, что у него есть любовница или типа того, но никак не могла узнать наверняка. В эпоху мобильников это уже сложно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93