Юрик не сильно удивился бы, увидев, например, боевую гранату. Приличным бизнесом Василий Онуфриевич командовал не настолько давно, чтобы стопроцентно изжить бандитскую привычку всегда держать под рукой что-нибудь огнестрельное или взрывоопасное. Хотя дрянью он такие полезные вещи никогда прежде не называл.
– Вот это! – сказал директор, перебросив помощнику свой коммуникатор.
Юрик, успевший застращать себя мыслями о гранатах, замешкался и выхватил дорогую игрушку из воздуха за мгновение до ее столкновения со стеной.
– А что не так? – спросил он, непонятливо оглядев коммуникатор, с виду производящий вполне приятное впечатление.
– Последнее сообщение прочитай, – буркнул Василий Онуфриевич.
Он скрестил руки и откинулся на спинку кресла, буровя помощника недобрым взглядом.
– Эсэмэс? – уточнил Юрик, проворно тюкая по сенсорным кнопкам.
И без промедления прочитал с экрана:
– «Какой же ты все-таки гад! А я не могу. Плохо дело». Гм! – Помощник кашлянул, быстро взглянул на директора и застенчиво потупился.
Он лучше многих других знал, как не любит Василий Онуфриевич бесцеремонных вторжений в свою личную жизнь. А текст данного эсэмэс– сообщения производил впечатление весьма и весьма приватного.
– Чей это номер, ты знаешь? – хмуря брови, спросил директор.
– Ну… да, знакомый номер, – неохотно признался помощник, в душе остро сожалея о собственной памятливости. – Это мобильный Елены. Она у нас редактор новостей.
– А то я не знаю, кто она у нас! – рявкнул Гадюкин, выбрасывая себя из кресла.
Юрик посторонился, освобождая шефу побольше жизненного пространства. Директор резвой трусцой пробежался от стены до стены и на повороте высоко воздел руки:
– Неблагодарные!!!
– Бабы – они все такие, – сокрушенно вздохнул Солнцев, сочтя необходимым проявить умеренное сочувствие к личной драме руководителя.
Гадюкин коротко рыкнул, дернул узел галстука, закрыл глаза, сделал глубокий вдох и на полтона ниже пожаловался:
– Ну, положим, о том, что в нашем дружном телевизионном коллективе руководителя за глаза называют гадом, я и так знал.
Юрик тактично промолчал. Гадом Василия Онуфриевича называли во всех коллективах, которыми он руководил, зачастую добавляя к этому слову из трех букв еще более ругательные, производные от других коротких слов.
– Но почему же она не смогла справиться без меня?! – возмутился Гадюкин. – А Рябушкин ей что, не мужик? Или он вообще ни на что не годен?!
Он требовательно посмотрел на помощника, но тот предпочел выдержать паузу. Неожиданно вскрывшиеся сложные взаимоотношения шефа с редакторшей новостей не сильно удивили Юрика: Василий Онуфриевич частенько проявлял интерес к симпатичным сотрудницам, хотя в ответной реакции никто из представительниц трудового коллектива до сих пор замечен не был. А вот упоминание в том же контексте знатного студийного ловеласа Рябушкина, о котором ходили упорные слухи, что он очень даже мужик и годится на многое, интриговало и будило фантазию.
Воображение Юрика принялось рисовать очертания классического любовного треугольника, но Гадюкин испортил ему всю пространственную геометрию неожиданным заявлением:
– Юра, ты немедленно отправляешься к ним! Я сам не могу, а там конкретный мужик нужен, а то запорют, гнилые интеллигенты, все дело!
– Куда – к ним? – струхнул помощник, смущенное воображение которого торопливо переформатировало тругольник в квадрат, конфигуративно совпадающий с очертаниями огромной многоспальной кровати, способной вместить и бесследно поглотить как интеллигентов, так и конкретных мужиков. – Василий Онуфриевич, я же это… Я женат!
– Жене скажешь, что отпуск я тебе не дал, так что в Париж свой полетите не на Новый год, а на майские праздники! – рявкнул директор. – Живо бери билет и ближайшим рейсом в Берлин! И никаких возражений! Ты сейчас один у нас с открытой шенгенской визой!
Безудержный гнев Василия Онуфриевича сулил помощнику в дополнение к открытой визе пару закрытых переломов, поэтому дальнейших возражений со стороны подчиненного не последовало.
Супругу Солнцева это обстоятельство очень расстроило, но в срочную командировку в столицу Германии Юрику предстояло лететь в одиночку.

4

– Пропустите, граждане! Пропустите! – шумел Вадик, проталкиваясь к купе проводницы.
Шумел он эффектно (пол-литра виски мы распили не зря!), но результативную шутку про султанского слона больше не использовал – настроение было совсем не то, чтобы веселиться. Утеря священного контракта грозила нам с напарником крупными неприятностями со стороны шефа и его партнеров по бизнесу.
Лисьей манерой Василия Онуфриевича Гадюкина именовать своих сотрудников «братцами» обманываться не стоило. «Видал я такого родственничка в гробу, в белых тапках!» – емко высказывался по этому поводу Вадик. К сожалению, гораздо более вероятным представлялось, что в сосновый ящик сыграем мы с ним. Денежный немецкий контракт призван был спасти нашу телекомпанию от крайне нежелательного слияния с медиахолдингом, у хозяина которого имелись давние контры с Гадюкиным: в не столь далеком прошлом они оба являлись топ-менеджерами соперничающих бандформирований и в новые времена не затруднились перенести кровавую драку на поприще легального бизнеса. Не нужно было быть большим специалистом по жизни и быту отечественных мафиозных группировок, чтобы понять: без спасительного контракта Гадюкин и его бизнес-банда встретят нас с Вадиком отнюдь не хлебом-солью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13