Этер оказался на длинном бульваре, где продавали дешевые сувениры, лакомства и всякую дребедень.
– Salt water toffee – Джимми вынырнул из толпы с пакетиком конфет. Все вокруг расхаживали с пластиковыми пакетами, украшенными этой надписью. – Угощайся, это здешняя достопримечательность.
Ириски оказались очень вкусными, хотя и отдавали солоноватой горечью.
Джимми, как заправский гид, рассказал Этеру байку о том, как появились эти конфеты.
Как-то морской прилив залил оставленный на набережной лоток с конфетами. Утром к продавцу прибежала девочка. У продавца были только подмоченные ириски, и он отдал их даром. Но через полчаса к нему сбежались все городские дети, требуя исключительно salt water toffee, – так им понравились горьковатые ириски. Лоточник стал миллионером.
По набережной парадным строем шли претендентки на звание Мисс Америка. Девушка, выбранная в Атлантик-Сити, не имеет права на участие в международных конкурсах. Она представляет собой идеал красоты для местных, не на экспорт, и получает около ста тысяч долларов за то, чтобы в течение следующего года разъезжать по штатам, давать интервью, улыбаться и быть счастливым талисманом страны.
Финал конкурса состоялся в казино, вечером. Джимми не без труда достал билеты, как ни странно, на ипподроме. Букмекеры перепродавали их втридорога, не брезгуя и таким заработком.
Зал был переполнен. Претендентки на звание Мисс Америка танцевали, пели, держали речи и отвечали на умные вопросы. Наконец объявили победительницу – Мисс штата Коннектикут. Зал взорвался аплодисментами, свистом и визгом.
Самая красивая девушка Америки кланялась публике. Ее золотистую головку окутало сияние бриллиантовой тиары, на груди голубой кровью пульсировал сапфир.
– «Великая герцогиня»! – прогремел мужской голос.
Так называлось украшение. Ведущий нахваливал красоту камня, прелесть колье… Назвал фирму, которая одолжила на этот вечер роскошные драгоценности для Мисс Америка.
– Давай вернемся домой!
Этер уже не слышал рекламных возгласов. Девушка на подиуме поразительно напоминала другую, с портрета в его доме. И все из-за украшения на шее. Один миг – и все, казалось бы, навеки похороненное ожило в памяти острой болью.
На следующее утро Этер поспешил к известному ювелиру.
Прежде чем фотоэлемент открыл стальные двери, компьютер убедился, что у гостя нет ни оружия, ни взрывчатки. Наконец двери открылись, и Этер, сопровождаемый здоровяком охранником, по винтовой лестнице поднялся на второй этаж. За стенами из стекла, которое нельзя ни пробить, ни расплавить, на шелке и бархате покоились драгоценные камни сказочной красоты.
– «Шахерезада», «Снежная Королева», «Капля росы», «Утренняя заря», «Венера Каллипига»… – Названия изумрудов цвета майской зелени, ледяных бриллиантовых радуг, серебристо-розовых жемчужин.
Полюбовавшись сокровищами в выставочном зале, клиент снова оказывается на первом этаже, в тихом уютном кабинете. Там он может совершить покупку. Если что-то выбрал для себя, то бросает в чрево компьютера свое удостоверение личности.
Электронный мозг мгновенно проверяет подлинность документов и передает в офис данные о владельце. В его памяти закодированы данные постоянных и потенциальных клиентов, а также тех, кого в салон пускать не следует.
«Сердечно рады видеть Вас!» – загорелось на экране компьютера, когда машина вернула водительские права Этера – единственный документ, который у него был.
Вместе с охранником он вошел в офис и поразился. На него с портрета смотрела Люсьен Бервилль.
Люсьен Бервилль, написанная другим художником, в другом стиле, из другого времени. Эта уже была одета по моде семидесятых годов, в тяжелом богатом ожерелье, в ушах серьги с крупными, с фасолину, камнями.
Эта Люсьен была гораздо старше той девушки с домашнего портрета. Сердцевидное личико стало еще выразительнее, время умелым резцом сделало его тоньше и нежнее. Голубовато-зеленые глаза на сей раз впитывали зелень берилла и загадочно мерцали. Зрелая, чуть грустная красота осени.
Постаревшая, печальная и словно уставшая от жизни Люсьен показалась Этеру ближе, чем та беззаботная девушка. Он не в силах был оторвать от портрета глаз. Ему казалось, что все, что он делал последние три года, вело его сюда, к матери.
– Собственно, я ничего не собираюсь покупать, – смущенно пробормотал он, оказавшись перед изысканной седовласой дамой, облаченной в царственное черное платье. Из украшений на ней была только нить серебристого жемчуга. Жемчужины были крупные и матовые.
– Чем могу вам служить, мистер Станнингтон?
Дама дружелюбно улыбнулась и предложила ему кофе. Она вела себя как радушная хозяйка, а не как продавщица. Элегантный салон тоже ничем не напоминал магазин.
– Портрет… там, в холле… у меня дома точно такой же, но с сапфиром, – нескладно начал Этер.
– Поищем сапфир!
Дама решила, что Этера интересуют драгоценности, и раскрыла перед ним цветной каталог уникальных камней.
– Прошу прощения, я только хотел узнать, кто та дама, на портрете с изумрудами.
– Наша модель.
У него замерло сердце.
– Ее зовут Люсьен Бервилль?
– Нет, Уна Сэлливан. Мисс Америка тысяча девятьсот сорок девятого года. С тех пор она стала нашей моделью.
– Но ведь это Люсьен Бервилль, ведь…
У него едва не вырвалось: «…ведь отец не мог ошибаться!»
– Дама с таким именем никогда не работала для нашей фирмы.
– Поразительное сходство!
Как червь, закопошилось в нем подозрение: отец солгал. Он не сохранил ни единой фотографии Люсьен Бервилль, а когда три года назад Этер стал домогаться снимка матери, обвел его вокруг пальца, показав портрет Уны Сэлливан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93