Пламя свечи на нашем столе слегка колебалось, и на его симпатичном лице дрожали тени.
– Всегда делай то, что считаешь нужным, – сказала я и, помолчав, добавила:
– Даже если хочешь взять с меня слово не появляться в зонах вооруженных конфликтов. – Я улыбнулась. – Ты был совершенно прав, а я поступила глупо, все усложняя. Для меня нет ничего важнее, чем ты и наш ребенок.
У него на глазах появились слезы, и он не мог вымолвить ни слова. Вместо этого он снова занялся карточкой вин и, когда подошел официант, заказал вино с таким чудным названием, какого я в жизни не слыхала. А когда бутылка была откупорена и вино налито в наши бокалы, Ави, откинувшийся на своем стуле, притворился, что весь поглощен дегустацией вина и ни о чем другом не думает.
На протяжении ужина он менялся, и я видела перед собой нескольких разных людей. Однако ближе всего был мне тот, кем он, по сути, и оставался – маленький мальчик, который однажды глухой зимней ночью покинул Россию. Фальшивые документы отец запрятал во внутренний карман своего длиннополого черного пальто. Мать очень спешила. Маленький мальчик едва поспевал за ней, спотыкаясь и падая. Наконец они погрузились в поезд, который перевез их через австрийскую границу… Мне до боли хотелось защитить его, слиться с ним, сделать так, чтобы его воспоминания стали моими воспоминаниями. Но он менялся слишком быстро. Выражение его лица менялось на протяжении нескольких минут. Его глаза сияли, а на губах появлялась чуть заметная улыбка, когда он переплетал свои пальцы с моими… Наш ребенок будет в полной безопасности. Он не будет знать тех ужасов, которые пришлось пережить его отцу. Ави размышлял о будущем сына. Он уже чувствовал всю ответственность за него, какую мог чувствовать только отец. Роды должны проходить естественным образом. Необходимы разве что несколько легких сечений. Ави снова затрагивал самые острые практические проблемы нашей будущей жизни.
– Иногда я за нас немного боюсь, – признался он откровенно. – Слишком много безумия мне пришлось повидать в жизни. Больше я не хочу испытывать судьбу. По крайней мере, не теперь.
– А каково будет мне всякий раз, когда ты должен будешь уехать?
– Что ж, ты, конечно, будешь волноваться, но верить в то, что я очень осторожен и хорошо знаю свое дело.
– А все это безумие вокруг? Разве можно все предусмотреть, от всего защититься?
Он пристально посмотрел на меня, потом нежно погладил по щеке. А потом поцеловал.
– Конечно, нет, любимая. Ты слишком много знаешь, и мне будет нелегко тебе лгать.
Я содрогнулась от ужаса.
– Что ты хочешь этим сказать?
Выражение его лица снова изменилось. Передо мной израильский генерал. Губы плотно сжаты, глаза прищурены, а когда он начинает говорить, его тон резок.
– Мэгги, – произнес он, – я хочу рассказать тебе о том, что меня беспокоит…
Я внимательно посмотрела на него, вспоминая о том, какое у него крепкое тело, какие сильные волосатые руки. Он был моим и только моим.
– Я о тех шестерых солдатах, которых захватили в плен в зоне безопасности почти восемь месяцев назад. Они патрулировали участок вокруг поста ООН. Мы даже не предполагали, что такое может случиться. Словом, просчитались… Троим террористам удалось проникнуть в зону и обезоружить солдат… И вот теперь они отказываются подчиняться Женевской конвенции. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
– Не совсем… – проговорила я, хотя очень хорошо все понимала.
– Они не признают никаких международных законов. Ливан превратился в рынок, где торгуют заложниками.
Я даже повторила про себя последние его слова, но у меня не хватало духа признаться себе, что за ними стоит.
– Возможно, – сказал Ави, – заложников удастся освободить в результате торга… Этот вопрос мы и приехали обсуждать в Вашингтон. Но это только начало.
– Начало чего? – рискнула поинтересоваться я.
– Начало войны другого рода.
В эту ночь мы медленно шли домой. Мы то и дело останавливались, чтобы заглянуть в празднично освещенные окна, – только бы отвлечься от мрачных перспектив.
Снег кружил в свете фонарей. Улицы Гринвич Вилледж были почти пусты. Лишь изредка нас обгоняли веселые компании, которые хором поздравляли нас с Новым годом. В этот момент меня поразило, как мы, американцы, далеки и изолированы от того, что принято называть «Меккой революций». Но это ложная безопасность и изолированность. Все, что происходит там, неизбежно отзовется здесь. Даже если большинство людей не имеет об этом никакого понятия.
– Воевать должны только те, кто затевает войны, – сказала я. – Всех остальных война не должна касаться.
Он остановился и обнял меня.
– Пусть воюют в каком-нибудь специально обозначенном месте, где никогда не бывает солнца, – добавил он.
– Мне страшно, – прошептала я.
– С Новым годом, малыш, – нежно сказал Ави, когда мы были уже в постели.
Вообще-то, было не очень понятно, к кому именно он обращается. Однако я ответила за нас обоих – и за себя и за своего будущего ребенка:
– С Новым годом, Ави! С Новым счастьем! Этой ночью нам обоим снился один и тот же сон, и никто из нас не чувствовал себя спокойно… А когда среди ночи зазвонил телефон, лишь подтвердились все наши опасения. Ситуация действительно становилась критической.
Первый день нового года выдался особенно напряженным. То и дело в моей памяти возникало лицо родительницы, и из моих глаз лились слезы.
– Почему? – мучил меня все тот же вопрос. – Почему это случилось?
Даже Ави Герцог, который всегда и всему мог дать рациональное объяснение, не был на этот раз способен выдвинуть сколько-нибудь удовлетворительные причины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130