Уж если они возжелали вас, то их ничто не остановит. Будь вы хоть Медея и Горгона в одном лице – это все равно. Они продолжают хотеть вас – хоть тресни.
– Твоя жизнь принадлежит войне, а моя – карьере, – сказала я, отстраняя его руку от своего лица.
– Вся твоя жизнь принадлежит войне, Мэгги Войне с собой.
– И я принимаю это как данность, – продолжала я, не обращая внимания на его последнюю реплику. – Потому что посвятить жизнь своей стране – это очень благородно. Однако не думаю, что ты когда-нибудь сможешь уважать мою преданность работе.
– То, что я чувствую к тебе, не имеет никакого отношения к твоей стране и моей работе. Это никак не связано с войной в Ливане. Ты просто часть меня.
Если мужчины захотят чего-нибудь, этого уже ничем не выбьешь у них из головы. В конце концов желание охватывает их целиком, оттесняя на второй план все, что когда-то казалось первостепенным. Начинается это довольно безобидно. Сначала они испытывают болезненные ощущения в мошонке, всякий раз, когда думают о вас, а потом вдруг дело принимает катастрофический оборот. Они хотят, и все остальное теряет для них значение.
– Постараемся понять друг друга, – сказала я очень серьезно. – Я уважаю причины, которые заставили твою армию войти в Ливан, однако следовало бы подумать и о других способах воздействия на палестинцев. Впрочем, я все еще уважаю твои убеждения.
Ави с досадой покачал головой.
– Тебе следует разобраться со своими собственными убеждениями Война идет в твоей собственной душе.
Может быть, и так. Однако на дворе декабрь месяц, и армия Израиля все еще воюет в Ливане, а я воюю сама с собой.
– Ави, я завтра уезжаю домой, – наконец сказала я. – На некоторое время мне придется покинуть Израиль.
– Знаю, – ответил он, ласково погладив меня по щеке. – Я знал это еще неделю назад.
Генерал Ави Герцог прошел отличную армейскую школу, но его никто не научил распознавать намерения женщины, которая позволила ему оставить в своем маленьком гостиничном номере в Тель-Авиве несколько пар штанов, рубашек и ботинок. Меня же никто не обучал тактическим искусствам, однако меня вымуштровала родительница, не слишком искушенная в точном следовании логике.
– Даже не пытайся остановить меня, Ави, – сказала я, надеясь, что именно это он и постарается сделать. – Я не смогу дать тебе то, в чем ты нуждаешься и чего заслуживаешь.
Он не ответил. Просто сидел и рассматривал пепельницу, а его губы вытянулись в жесткую линию. Он слушал, как я разглагольствую о всех тех вещах, которые я не стану для него делать, потому что иначе могу стать счастливой, а значит, собственными руками разрушу все – и главное, план моей жизни, рассчитанной на всяческие лишения.
– Тем не менее, Ави, – сказала я, чувствуя, что должна как-то заполнить возникшую паузу, – то, что у меня такая важная работа, не означает, что я не могу быть женщиной. Может быть, это и неправильно… В конце концов ты бы просто устал от меня, и это было бы причиной новой войны, и тебе бы опять пришлось разбираться со мной, как ты разбирался с Рут…
Я протяжно вздохнула.
– Ты кончила, Мэгги? – поинтересовался он, внимательно разглядывая меня своими добрыми карими глазами.
Мне захотелось обнять его.
– Нет, – упорствовала я. – Я не кончила. Кстати, скажи, почему у вас с Рут никогда не было детей? Мне кажется, тут и ее ошибка.
– Нет, – спокойно ответил он. – Дело не в ней. Не так-то просто иметь ребенка от человека, которого ты почти не видишь. Впрочем, тебе вряд ли это нужно объяснять.
– Я знаю одно. Я не собираюсь еще раз проходить через все это. Я не собираюсь что-то менять в своей жизни и пытаться быть другой. Я не могу стать другой, если этого требует человек, который меня не понимает.
Он улыбнулся.
– Мне кажется, ты гораздо лучше, чем сама о себе думаешь.
Я снова поспешила заговорить, но на этот раз он остановил меня.
– Позволь теперь высказаться мне. Я ведь тебя выслушал. – Он взял меня за руку и стал поглаживать мои пальцы. – Я хорошо понял, что мне нельзя даже заикаться о том, чтобы мы жили вместе. В противном случае ты будешь вынуждена убежать от меня. Я знал, что любое вторжение в твою жизнь должно сохраняться в тайне от тебя.
– Ты слышал, что я сказала? – воскликнула я, потому что уже чувствовала слезы на глазах. – Я ничего не собираюсь менять, и поэтому тебе лучше вернуться к Рут.
– Я не жаловался, когда ты, случалось, работала до трех часов ночи. Я с пониманием относился к этому, потому что это часть твоей работы, часть твоей жизни.
– А ты не задумывался, что так будет всегда? – спросила я, вытирая слезы тыльной стороной ладони.
– Я задумался об этом, как только увидел и полюбил тебя. Для меня это не было большим сюрпризом, Мэгги, – сказал он, прижимая мою ладонь к своим губам.
– А теперь ты, конечно, попытаешься изменить меня. Ты хочешь заставить меня стать женщиной, которую сам потом будешь презирать.
– Я никогда не буду пытаться тебя изменить и никогда не буду презирать тебя.
– Это происходит незаметно. Сначала ты захочешь, чтобы я сидела дома, потом…
Он осторожно убрал с моего лица прядь волос.
– Единственное, что бы я делал, ожидая твоего возвращения с работы, – это спешил бы в постель, чтобы принять тебя в мои объятия и убаюкать.
Я замотала головой.
– Тебе хочется, чтобы я осознала, что именно могу потерять, да?
– А как насчет того, что теряю я?
– Мне кажется, что, если бы ты подобным образом обращался с Рут, она не была бы к тебе так холодна и нетерпима.
Он взял мое заплаканное лицо в свои ладони.
– Не нужно говорить о ней, Мэгги. Я ведь знаю ее гораздо лучше, чем ты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130