Внезапно я осознала разницу. Несмотря на то, что Брайн Флагерти был первым мужчиной, который дал мне настоящее ощущение моего тела, мне потребовались годы, прежде чем я действительно узнала себя – с зеркалом или без зеркала…
– Но ты не сказала, есть ли разница в твоем чувстве к Брайну и к Ави, – неожиданно напоминает Куинси.
– Брайн помог мне узнать себя с той стороны, которую мы видим, когда смотримся в зеркало. А Ави помог узнать что-то несравнимо большее. То, что нельзя увидеть ни в какое зеркало.
Куинси задумчиво меня разглядывает.
– Ты хоть понимаешь, что, может быть, ты действительно в него влюбилась? – интересуется она.
– Очень может быть, – отвечаю я.
Когда Брайн платит по счету, публика в заведении уже начинает редеть.
– Сначала мне нужно позвонить, а потом мы уйдем, – сказала я.
– Ты можешь позвонить и от меня, Мэгги. У меня есть телефон.
– Нет уж, лучше я позвоню из автомата – на тот случай если разговор затянется больше, чем на три минуты. Время кончится – а это то, что мне нужно.
Брайн взглянул на меня с восхищением. Как детектив он безусловно понял, что стоит за подобного рода предосторожностями, даже если бы я не предупредила его о том, что я замужем. Последнее не имеет для Брайна ровным счетом никакого значения, поскольку плотские удовольствия отнюдь не являются греховными в его системе ценностей – за исключением, конечно, удовольствий, ради которых нужно было бы развращать малолетних, насиловать или совокупляться с животными. В конце концов, Брайн детектив, а не католик. По крайней мере, в данном случае.
– Прошу прощения, – сказала я и направилась к телефонной кабинке, которая помещалась как раз между мужской и женской туалетными комнатами.
Я набрала свой домашний номер и, только отсчитав семь гудков, вспомнила, что сегодня четверг, а значит, Дэнни Флагерти работает допоздна на мебельной фабрике, а Эрик Орнстайн задерживается у себя в офисе, чтобы разобраться с горой бумаг, которые накопились за всю неделю. Тогда я набрала номер офиса Эрика и дождалась, когда его секретарша миссис Пирс сняла трубку и прогнусавила:
– Это офис мистера Орнстайна-младшего. Чем могу помочь?
– Здравствуйте, миссис Пирс, – сказала я. – Будьте добры, можно поговорить с Эриком.
– Как о вас доложить? – предусмотрительно полюбопытствовала она.
На дворе был уже 1976 год, я была замужем за Эриком Орнстайном с 1969-го – то есть семь лет – а это значит, что миссис Пирс имела возможность слышать мой голос не только по телефону, но и непосредственно, а также во время телевизионного эфира, слышать достаточно часто, чтобы начать узнавать его, если бы только она того пожелала. Однако такого желания у нее, видимо, не возникало, поскольку она никогда меня не узнавала.
Нет ничего проще описать эту миссис Пирс. Мертвенно-оранжевые волосы заплетены в косичку, которая уложена венком на ее маленькой головке. На лице пропасть косметики. Ногти ярко-красные. Кривые ноги обтянуты черными чулочками со швом… Все это так восхитительно, что я с удовольствием назвала ей себя.
– Это Мэгги, миссис Пирс.
Она всегда напоминала мне хитрую француженку-кассиршу, которую я однажды видела в парижской табачной лавке. Та сидела на высоком табурете и пересчитывала французские банкноты, загибая их указательным пальцем, на котором был надет резиновый напальчник. Однако миссис Пирс не носила резинового напальчника и не была хитрой кассиршей. Более того, она была секретаршей старой закваски. Одной из последних секретарш, которые действительно владели стенографией и которые все еще надевали специальные нарукавники, чтобы уберечь рукава своих ярко-зеленых или ярко-синих синтетических платьев от возможной порчи в то время, как они строчили всякие приходно-расходные бумаги, которые, в свою очередь, были аккуратными стопками разложены на столе по соседству с догорающей в мраморной пепельнице сигаретой со следами темно-красной помады на фильтре.
Миссис Пирс всегда носила голубые или зеленые камешки. В зависимости от цвета платья, которое, как правило, было перехвачено в ее тонкой талии широким черным кожаным поясом. Серьги, браслеты и кольца, а также кулоны в изобилии сверкали на миссис Пирс – на се больших ушах, худых руках, костистых пальцах и тонкой шее. Эти милые побрякушки были подарены жене мистером Пирсом, который занимался бизнесом, связанным с полудрагоценными камнями, пока не почил в бозе в возрасте пятидесяти шести лет. Эрик Орнстайн заполучил миссис Пирс от Гарри Орнстайна, когда начали распространяться интенсивные слухи, что новоиспеченная вдова миссис Пирс приступила к активной кампании по приобретению нового супруга, и Гарри Орнстайн до смерти перепугался – он-то ведь еще не был вдовцом.
– Мистер Орнстайн-младший говорит по другому телефону, – ледяным тоном сообщила она. – Вы подождете?
Как вам сказать, хотелось ответить мне, вообще-то я горю от нетерпения и не могу дождаться кое-чего другого – это самое размером почти с телефонную трубку и такое же твердое, – однако, без сомнения, куда как завлекательнее.
– Естественно, миссис Пирс, – любезно ответила я. – Я звоню из автомата, у меня еще дела, и я просто хотела предупредить Эрика, что могу задержаться – может быть, до одиннадцати часов.
Понятное дело, я умолчала о том, что как раз в это время Дэнни Флагерти вернется домой со своей мебельной фабрики.
Через короткое время я оказалась перед домом из красного кирпича, перед которым ровными рядами красовались искусственные тюльпаны. Когда я вслед за Брайном подходила к двери, мне показалось, что на одном окошке на первом этаже слегка приподнялась занавеска и промелькнула седая голова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130