Теперь почему бы вам не впустить меня? К тому же я принесла ваш ленч.
Дверь отворилась, и передо мной возник испуганный и небритый мужчина лет тридцати пяти. На нем были драные коричневые штаны, рубашки не было, а на груди болтались многочисленные золотые цепочки и медальоны. У него была тонкая шея, и дрожащей рукой он отбрасывал падающие на глаза длинные черные волосы. Я заметила, какие у него страшные, кривые ногти. В другой руке у него был огромный револьвер, и этим револьвером он сделал мне знак, чтобы я вошла. Я сделала вид, что вообще не замечаю револьвера, которым он с явным удовольствием размахивал во все стороны. Я направилась прямо к столу, покрытому ветхой и замасленной синей скатеркой. Две заплаканные женщины забились в угол, а около них на полу лежала третья женщина.
– Сандвичи и напитки – для всех, – сказала я как можно веселее и начала разгружать бумажные пакеты.
Одна женщина, чрезвычайно полная, выглядела особенно перепуганной. Другая была очень худа, и у нее были черные усики и густые черные брови. Третья выглядела довольно вульгарно. Она только что поднялась с пола, и у нее были кривые ноги. Она вытащила из волос, выкрашенных в немыслимо красный цвет, заколку, и прядь волос упала на лицо, закрыв глаз. Улыбнувшись ей, я осторожно осмотрелась.
Светло-зеленые стены были сплошь залеплены картинами, изображающими Иисуса Христоса в различные моменты его многотрудной жизни. Крашеная «секс-бомба» переминалась с ноги на ногу около огромного телевизора, установленного на деревянной тумбочке. В комнате помещались также два продавленных и потрепанных дивана, разваливающееся кресло и два белых столика, на которых стояли фотографии Джона и Роберта Кеннеди, Мартина Лютера Кинга, а также фотография какой-то компании – видимо, Родригесы в полном составе где-нибудь на пикнике в парке отдыха. Пока я выкладывала на стол наш ленч, то успела заметить на полу около раскрытого окна три коробки из-под обуви. Коробки были обмотаны медной проволокой, белой клейкой лентой, и в них виднелось по крайней мере восемнадцать динамитных шашек.
– Смотрите, не выкиньте чего-нибудь, – нервно предупредил Гектор, шагая взад и вперед по комнате и размахивая над головой револьвером. Он слегка шепелявил и начинал заикаться, когда был особенно взволнован.
Две женщины в углу начали шептаться.
– Заткнитесь! – завизжал Гектор, подбегая к ним. В ответ они снова завопили и заплакали, пока крашеная женщина, очевидно, старшая в этой троице, не сказала им что-то по-испански. Они немедленно успокоились. Повернувшись ко мне, крашеная спросила:
– Они передали то, что я заказывала?
– Должно быть, забыли, – ответила я, заглядывая в пустые пакеты.
– Дерьмо, – проворчала она.
Не обращая на нее внимания, я обратилась к Гектору:
– Уберите ваш пистолет, Гектор, а то мне не удастся приготовить наш ленч.
Мои слова весьма напомнили мне те восхитительные солнечные дни у пруда, когда родительница говорила своей маленькой дочке:
– Брось эту гадость и вымой руки. Не то останешься без завтрака.
Как это ни удивительно, но, как только я упомянула о еде, Гектор безропотно положил револьвер на один из затертых диванов и уселся за стол. Обращаясь к женщинам в углу, я спросила:
– Будете с нами завтракать?
Они испуганно посмотрели друг на друга, а потом та, что страдала ожирением, поднялась и заковыляла к столу. Худая все еще не решалась подойти. Она вопросительно посмотрела на крашеную «секс-бомбу», чтобы та подтвердила, что в этом нет ничего предосудительного.
Крашеная посмотрела на меня.
– Я его жена, Эстелла.
– Очень приятно, Эстелла, – сказала я. – Почему бы вам не разрешить вашей подруге сесть за стол?
– Никакая она мне не подруга, – ответила крашеная. – Она его сестра.
– Сестра, подруга – какая разница? Скажите ей, что уже все готово.
Эстелла повернулась к сестре Гектора и, указав ей пальцем на стол, заорала:
– Ну-ка тащи свой зад за стол, сука!
Сестра Гектора мгновенно оказалась за столом. Быстрее, чем если бы кто-то пригласил ее словами: «завтрак подан».
– А теперь, – жизнерадостно начала я, – кому хот-дог с соусом?
Если бы я знала, что даже самый невинный вопрос может стоить жизни как мне, так и всем, кто находится рядом, я бы предпочла помолчать.
– Гектору, – проскрипела толстая.
– Нет, не мне! – закричал Гектор. – Мне ветчину и сыр!
– Придурок, – проговорила худая и усатая, – ты просил хот-дог!
– Заткнись, гадина, – заорал Гектор. – Я заказывал ветчину и сыр!
– Я же слышала, как ты сказал хот-дог с соусом! – взвизгнула Эстелла.
– Не хочу никакого соуса! – заныл Гектор. – Вы у меня все на воздух взлетите!
– Пропади пропадом этот хот-дог! – крикнула я. Но он скакнул к трем коробкам из-под обуви, опустился около них на корточки и принялся манипулировать с проводами. Опрокинув стул, я бросилась к нему и – Бог знает как – оттолкнула его ногой.
Гектор, скорчившись, лежал около своих взрывных устройств и хныкал, как обиженный ребенок.
– Все в порядке, Гектор, – мягко сказала я и погладила его по голове. – Все хорошо. Я знаю, что ты просил ветчину и сыр. Все в порядке. Они были не правы. Ветчина и сыр – тебе.
– Я не просил соуса, – хныкал он.
Я взглянула на Эстеллу, чьи слова так выводили Гектора из себя, и поинтересовалась:
– Почему вы ссоритесь?
Эстелла откинула назад волосы и приняла позу Кармен в одноименной опере. Потом она презрительно расхохоталась.
– Ничтожество, – воскликнула она. – Гектор – ничтожество. Он не может иметь детей.
– И вы обвиняете его? – пробормотала я.
Но не успела я собраться с мыслями, чтобы растолковать этим женщинам, что не следует доводить Гектора, чтобы он нервничал и бился в истерике, как две другие гарпии принялись орать и визжать с такой силой, что дом вполне мог рухнуть и без динамита.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130