Недаром Б. В. Асафьев, называвший Верстовско­го представителем «славяно-российских бардов», отме­чал, что «зерно» его стилистики образуют «водевильно-куплетный и романсно-песенный бытовой жанр». Во­девиль, мелодрама, театрализованная кантата и бал­лада, которые часто ставились в то время на сцене Большого театра, были любимыми жанрами компози­тора, подготовившими появление его опер.
Особо выделяются в творчестве композитора балла­ды, лучшие из которых - «Черная шаль», «Три песни» и «Бедный певец» - сочинены им в 1823 году. «...Они не имеют приторной итальянской водянистости, не заглу­шены ни руладами, ни трелями, ниже какими-нибудь другими фиглярствами, которыми тщетно хочет при­крыть себя безвкусие», - писал об этих балладах Одо­евский.
На создание полных страсти, выразительных бал­лад, резко отличающихся от литературно-музыкальной лирики дворянских салонов, композитора вдохновляла поэзия молодого Пушкина и Жуковского. У Пушкина Верстовского привлекла народная молдавская песня, у Жуковского - героическая тема: убийство тирана молодым певцом-скальдом. Баллады Алексея Верстов­ского - это развернутые драматизированные компози­ции, состоящие из многих эпизодов.
Особенным успехом пользовалась баллада «Черная шаль», которую блестяще исполнял тенор Петр Булахов, а также великий актер Павел Мочалов.
Из письма знакомой Верстовского Е.А. Уваровой известно, что и сам композитор исполнял свою бал­ладу на вечере у княгини Голицыной, приятельницы Александра Сергеевича Пушкина.
Слухи о музыке Верстовского, сопровождающей прекрасные пушкинские стихи, видимо, дошли до са­мого поэта, и он в письме из Одессы, адресованном Вяземскому, шлет «Верстовскому усердный мой по­клон». Судя по различным свидетельствам современ­ников Верстовского, он не раз встречался с Пушки­ным. Так, среди присутствовавших на завтраке у М.П. Погодина 27 марта 1822 года называют А.С. Пушкина, А. Мицкевича, А.С. Хомякова, М.С. Щепкина, С.Т. Аксакова, А.Н. Верстовского, Д.В. Веневитинова. Из письма Пушкина Верстовско­му, впервые напечатанного в «Русском архиве» за 1874 год (оно хранится в Государственном Литератур­ном музее), видно, что в 1829 году композитор и поэт были на «ты», что в какой-то мере говорит об их от­ношениях. В письме от 29 мая 1822 года к С. П. Шевыреву Верстовский писал: «Пушкин ко мне пристал, чтобы я написал музыку Казака из «Полтавы», - посылаю его к Вам. Мысль пришла недурная выра­зить галопом всю музыку». Вскоре песня Верстовско­го на слова Пушкина «Кто при звездах и при луне так поздно скачет на коне» была напечатана отдель­ным изданием.
Из русских композиторов 20-х годов Алексей Вер­стовский чаще всего обращался к пушкинскому поэ­тическому творчеству. 23 декабря 1829 года Пушкин и Верстовский были избраны в члены Общества лю­бителей российской словесности при Московском уни­верситете.
«Торжество муз» - первая из театрализованных кантат, написанных Алексеем Верстовским в соавторстве с его другом Александром Алябьевым. В ней участвовали лучшие артисты: Мочалов, Лавров, Львова-Синецкая и будущая жена Верстовского Ре­пина.
24 мая 1828 года состоялась премьера первой опе­ры Верстовского «Пан Твардовский» на либретто М.Н. Загоскина. Вот что пишет С.Т. Аксаков об исто­рии создания либретто.
«Слушали мы, и с наслаждением, музыку и пение Верстовского. Его «Бедный певец», «Певец в стане русских воинов», «Освальд, или Три песни» Жуков­ского и «Приди, о путник молодой» из «Руслана и Людмилы», «Черная шаль» Пушкина и многие дру­гие пьесы чрезвычайно нравились всем, а меня при­водили в восхищение. Музыка и пение Верстовского казались мне необыкновенно драматичными. Говори­ли, что у Верстовского нет полного голоса; но выраже­ние, огонь, чувство заставляли меня и других не за­мечать этого недостатка. Один раз спросил я его: «Отчего он не напишет оперы?» Верстовский отве­чал, что он очень бы желал себя попробовать, но что нет либретто. Я возразил ему, что, имея столько при­ятелей-литераторов, хорошо знакомых с театром и пишущих для театра, нетрудно, кажется, приобресть либретто. Верстовский сказал, что у всякого литера­тора есть свое серьезное дело и что было бы совест­но, если б кто-нибудь из них бросил свой труд для сочинения ничтожной оперы. Я, однако, с этим не со­гласился и, при первом случае, напал на Кокошкина, Загоскина и Писарева: для чего никто из них не на­пишет оперы для Верстовского, когда все они, да и вся публика, признают в Верстовском замечательный музыкальный талант? Мне отвечали самыми пусты­ми отговорками: недосугом, неуменьем и тому подоб­ными пустыми фразами. Я расшумелся и кончил свои нападания следующими словами: «Послушайте, господа: я ничего никогда для театра не писывал: но ведь я осрамлю вас, я напишу Верстовскому либрет­то!» Кокошкин, с невозмутимым спокойствием и важ­ностью, отвечал мне: «Милый! сделай милость, осра­ми!» - Ободрительный смех Загоскина и Писарева ясно говорил, что они сочувствуют словам Кокошкина. По опрометчивости и живости моей я не сообра­зил, до какой степени это дело будет ново и трудно для меня, и вызвался Верстовскому написать для него оперу и непременно волшебную. Нечего и гово­рить, как был он мне благодарен. Напрасно ломал я себе голову, какую бы написать волшебную оперу: она не давалась мне, как клад. Я бросился пересмат­ривать старинные французские либретто, и наконец, нашел одну - именно волшебную, и где были даже выведены цыгане, чего Верстовский очень желал. Мы оба придумали разные перемены, исключения и дополнения, и я принялся за работу. Первый акт я кончил и начал второй, который открывался цыган­ским табором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48