Когда узнал, что вы ушли из фирмы, подумал: «Нет, я пойду за ней!»
– Как редко среди мужчин встречается такая верность! – она весело покачала головой. – Значит, опять на майские и опять в тот же отель? Не надоело?
– Не люблю перемен!
Они сели за стол, Анюта кивнула Татьяне в сторону кофейника. Та поняла, вскочила.
– А зачем вы меня искали? – спросил мужчина.
– Я вспомнила вашу анкету… Вы ведь работали в Троицке в середине девяностых. На одном предприятии…
– Уже не существующем! – закончил предложение мужчина.
– Да-да. Вы должны были знать депутата Александрова.
– Тогда он еще не был депутатом. Но уже был большим мерзавцем… Хотя, может, он изменился за эти годы. Мы вместе работали над одним проектом. Он был моим подчиненным, между прочим.
Татьяна стояла у кофейника, ожидая, когда он закипит, и наблюдала за хозяйкой и ее клиентом. До чего же легко у нее получается общаться! Как бы этому научиться? Кофейник стал бормотать все громче. Ей уже не все было слышно.
– Секретный излучатель… – сказала Анюта.
– Ну, какой же он секретный, если даже вы о нем знаете? Это был неудачный проект. Его заморозили. Мы знали, что так получится. Уже к концу первого года работы стало понятно, что проект недоработан и, по большому счету, никому не нужен. Финансирования не будет.
– Вы его как-то называли между собой?
– Его официальное название было СПР-7856, но мы придумали ему кличку. Она очень точно выражала наше к нему отношение…
– И что за кличка?
Кофейник вдруг заверещал на всю комнату, брызнул кипятком Татьяне на руку, на секунду она отвлеклась, а когда повернулась, то чуть не уронила чашку.
Хозяйка сидела белая. Видимо, клиент встревожился: «Плохо с сердцем?» – донеслось до Татьяны. Анюта покачала головой.
– Вы уверены? – спросила она, понемногу начиная розоветь.
– Ну как я могу быть не уверен? Именно так мы его и называли. Он был бесполезен, этот прибор. Чего-то там не продумали. То есть убить-то им можно, но все это было так неудобно! Им хорошо было травить мышей: таково было наше мнение.
Зазвонил телефон. Татьяна сняла трубку: оказался тот самый испанец. Голос у него был очень игривый (она не знала, что Анюта уже ее подробно описала). Татьяне удалось понять, что он интересуется, когда же она приедет знакомиться с отелями. Она засмеялась смущенно. Жизнь налаживалась.
У Анюты же в это время было странное состояние. Ситуация, в которую она попала, вся эта загадочная история, чуть не закончившаяся для нее смертью, вдруг перемешала все свои составные части – то, что было вначале, оказалось в конце, а то, что в конце, теперь перешло в начало. Собственно, об этом она и думала – о том, чтобы поменять места событий. Похоже, первый шаг на этом пути уже сделан.
Она еле довела разговор с мужчиной до конца. Потом передала его менеджеру, извинилась, схватила мокрый плащ, выскочила на улицу.
Только в машине Анюта отдышалась и попыталась привести в порядок мысли.
«Итак, все задумывалось совсем иначе. У него, этого человека, вначале были другие намерения.
Почему же он поменял планы? Почему на другом слове стал ставиться акцент? Почему бедный Фатеев послушно повторял эту ложь? Он стал маскировать это слово! Но почему? Чем оно стало опасным? Тем, что выводило на него самого? Да! Но не только! Оно испугало его тем, что ты, Анюта, уже давно догадалась, что оно означает! Но почему же в таком случае это опасное слово было в письме?.. Господи, да не он писал эти письма! Автор сделал бы текст таким, каким надо… Значит, не он автор!
Но как это может быть? Да вот как! Только первое письмо было в конверте, распечатанном на том же принтере! Остальные были в других конвертах! Значит… Он не писал, он только отправлял?!»
Она решительно тронулась с места и через тридцать минут была в университете. Профессор Мордовских был на больничном. Пришлось ехать на Сокол, подниматься на шестой этаж сталинского дома. Дверь ей открыл потрепанный, но не пьяный парень, которого она узнала.
Везде валялись вещи, холодильник уже стоял в коридоре, отключенный – она мысленно порадовалась за Мордовских-младшего.
Профессор сидел в кабинете. Горло его было обмотано, на ногах старые шлепанцы. От книги, открытой перед ним, исходил странный, мерцающий, теплый свет – каким светят сумерки на Востоке.
– Вы кто? Студентка? – он посмотрел на нее поверх очков. Рука же его, старая жилистая рука, продолжала гладить теплые страницы.
– Я из милиции, – тихо сказала Анюта, зачарованная необъяснимым мерцанием книги. – Борис Иванович, вас спрашивали о том, кого из людей, получивших письма с угрозами, вы знаете. Вы тогда сказали, что…
– Я же потом позвонил и исправился. Это не совсем тот, кто получил, но все-таки это может быть связано…
– Вы звонили? Звонили в милицию?
– Вам не передали? – он огорченно покачал головой. – Вот, – старая рука открыла записную книжку, палец с желтым кривым ногтем ткнул в фамилию на листке с буквой «Б». – Он учился у меня. Был одним из лучших учеников… Я увидел его по телевизору…
…К Балитоевой можно было и не ездить. Анюта просто позвонила ей в клинику, и та согласилась посмотреть клиентскую базу в компьютере. «Но, по-моему, есть… – звонко бормотала Балитоева в трубку. – Такая красивая фамилия! Разве ее забудешь? Вот! Два года назад он у меня был! Я тогда как раз с мужем разводилась. Господи, уже два года прошло! Пора ему снова прийти! Почему люди не следят за зубами, а?»
Оставалась Семиотская – женщина, уехавшая в Канаду в девяносто четвертом году. Кто она? Откуда ее знал тот, кто посылал письма, почему помнил? Девяносто четвертый год! Какая древность, а ведь он так молод!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75