Полицаи понуро вышли во двор. Но Климков тут же вернулся, снял фуражку, умоляюще обратился к Ригорашеву:
- Алексей Арсентьевич, помилосердствуйте, у меня же ревматизм!.. В Сибири заработал...
- Так что ж, на курорт тебя в Крым отправить? - насмешливо сказал Ригорашев.
- Господин атаман, я же пропаду!.. Найдите мне дело в станице. Сделайте милость, меня же в болоте скрутит... Век буду благодарен!
- А если я найду тебе какое место за станицей? В городе Шахты, например? Не будешь отбрыкиваться?
- Упаси боже, упаси боже!
- Ладно, пока займись вот чем... Приведи холодную в порядок. Почисти, нары сделай. Сам знаешь, людей нет лишних у нас, а там работы дня на три хватит. Доложи Басаляке, чтоб знал.
- Слушаюсь, господин атаман!.. Благодарствую, господин атаман!
Полицай резво выскочил из управы. Ригорашев хмыкнул.
- Полагаю, благоприятное положение вещей складывается, Алексей Арсентьевич? - спросил Ион Григорьевич.
- Благополучнее и не бывает.
Он видел из окна: Климков, не скрывая довольной ухмылки, подошел к Басаляке, что-то сказал; тот оскалился, сплюнул ему под ноги и пошел прочь, вскинув немецкую винтовку за спину. В это время кто-то окликнул Климкова с улицы, и он предупреждающе замахал рукой, дескать, скройся, но показавшийся на глаза Варакушин с опозданием понял сигнал полицая, который, сторожко поглядев на окна управы, сердито схватил его за рукав и потащил за угол дома.
"Ага, спаровались! - подумал Ригорашев. - Ну, я вас еще крепче свяжу".
Глава восьмая
Егору нравилось бывать на току дальнего табора. Молотили тут попеременно несколько сортов пшеницы. На току под камышовые навесы для виду ссыпали товарное зерно, а сортовое и семенное зерно переправляли конными упряжками на заброшенный старый табор, находившийся в Федькином яру, и там прятали в заранее приготовленные захоронки. Толково с этим управлялись три Ивана, Васык Железный, Колька и Васюта с Митенькой.
Егор приметил: вот уже третий день на ток заезжает Варакушин. Ездил он верхом на неказистом коньке под старым, ободранным седлом, к которому были приторочены сумы с каким-то добром. Заедет, воды попьет, лошадь напоит, посидит около водовозки, покурит и снова куда-то отправляется. Приходилось постоянно быть настороже. Мешал он им, стеснял, не давал развернуться.
- Варакуша чего-то вынюхивает, выслеживает, - сказал Егор Кудинову. Доездится, собака, кинем его в молотилку.
- На меня он косится, у нас с ним старые счеты, - ответил Семен.
- Я скажу Ригорашеву, пусть что-нибудь придумает насчет Варакуши.
А в полдень на току произошла стычка между Ригорашевым и обер-полицаем Тадыкиным.
Егор с Гриней с утра здесь были - помогали молотить семенную гарновку, ту самую, что агроном Уманский из Саратова на развод привез. Урожайная пшеница, зерно крепкое, зубом не разгрызешь. Ее с поля женщины на арбах привозили. Она была скошена лобогрейками и лежала на жнивье в копнах. Обмолоченную гарновку увозили с табора и прятали в разных местах. Молотили ее лишь тогда, когда на току находились свои, доверенные люди, а если там появлялись чужаки, то приступали тотчас к молотьбе озимой пшеницы, сложенной в скирды.
Егор с Гриней оттаскивали мешки с зерном от молотилки, грузили их в брички. Только отправили подводу Ивана Свереды, как Васютка, сидевший на скирде с биноклевой трубой, доложил:
- Внимание! Едет обер-полицай Тадыкин. Выехал на бугор!
Бедарка с Тадыкиным показалась на бугру, до которого было не менее двух километров.
"Молодец, братан! - похвалил Егор Васютку. - Не проморгал, зорко смотрит".
Тадыкин лишь вчера вернулся из Шахт, куда ездил по поручению атамана выяснить, остался ли целым колхозный ларек на территории городского рынка, и договориться с новыми базарными начальниками об открытии его. Ларек был целым, не сгорел, открыть его разрешили.
Ригорашев сел на линейку, а ездовой Беклемищев взялся за вожжи; Витютя, Егор и Гриня поднялись в седла - в общем, все показывали приближавшемуся Тадыкину, что собираются отбывать куда-то по делам, втайне рассчитывая на то, что и Тадыкин не задержится на току, отправится вместе с ними.
- А куда это Иван зерно повез? Почему не в амбары, в станицу? - с недоумением спросил Тадыкин, подъехав к ним.
Ригорашев сказал, как всегда, неторопливо и рассудительно:
- Ты бы, обер-полицай, не совал носа в мои атаманские дела. Уж не вздумал ли ты держать меня под контролем? Хватит с меня Варакушина и Климкова... Ну свезем мы семенное зерно в амбары, а подъедет интендантский транспорт герров и загребет его... Что мы тогда будем сеять, а?
- Да что ты, Алексей Арсентьевич! - виновато сказал Тадыкмн. - Я так просто спросил. Ты не думай, сам понимаю, надо припрятать семена. Однако, при чем тут Варакушин и Климков? Ты думаешь, что они, эти самые... которые?..
- Да что тут думать! Просто у них, у герров немцев, так заведено: друг дружку держать на мушке.
- Да-а, похоже на то, - согласился обер-полицай. - Он мне сегодня донос принес на Семена Кудинова и Кузьму Анютиного, мол, разгуливают красноармейцы на свободе, страха божьего не знают. Арестовать, мол, их надо... На твоем столе, Алексей Арсентьевич, оставил я донос,
- Так-так, - задумался Ригорашев. - Бездельник, работать не хочет, шмыгает, выслеживает. - Он раскрыл свой портфель, который всегда носил под мышкой, что-то записал, что-то прочитал и сказал: - Ладно. Лично приведи Варакушина на заходе солнца в управу... И все вы, которые тут, чтоб там были. При вас с ним поговорю. Поехали с нами, Петро Митрофанович, на свиноферму, а вы, хлопцы, - обратился он к Егору и Грине, - оставайтесь тут, поможете молотильщикам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94