А утром тот караульный офицер отпер сарай и вылупился на нас:
- Майн готт! Ви есть живой?!
Они еще раз побили нас кабелем и отвезли в гестапо. Мы очнулись в подвале, набитом людьми. Мы стонали и кусали губы от боли. Пожилая женщина сказала:
- Проклятые фашисты, и ребят не щадят.
- Держитесь, хлопцы, держитесь. Пусть фашисты не услышат от вас стонов и не увидят ваших слез. - Это сказал мужчина, который держал мою голову на коленях.
Мне голос мужчины показался знакомым, но я никак не мог вспомнить, кто это, и разглядеть его. В подвале было сумрачно. Когда он опять заговорил - я узнал его. Это был дядя Тимофей, шахтер-ударник с нашей улицы, хороший друг дяди Назара...
Я тихо сказал ему:
- Дядя Тимофей, мы все понимаем. Он присмотрелся ко мне, узнал:
- Петька?! И ты попал в лапы гестаповцам?!
- И Саня Запашнов попал... Вот это он... А Саню трудно было узнать... У него лицо было разбито... Он дрался с гестаповцами...
- Вы давно здесь? - спросил у дяди Тимофея Саня.
- Недавно. Тут долго не задерживаются.
Пожилой шахтер, который сидел рядом с нами, пояснил:
- Отсюда быстро выгребают. Дорога одна: камень на шею - да в шахту Красина, уголек копать в аду... Но если Гитлер не заставил нас тут ковырять уголек для него, то там и сам черт не заставит!
Другой шахтер сказал:
- Слыхал я утром, когда был на воле, перестали наших кидать в шахту Красина... Вернули партию смертников назад.
Какая-то шахтерка вцепилась в гестаповца и вместе с ним в ствол прыгнула. Теперь они своего оттуда достают.
- Значит, ночью повезут нас расстреливать, - сказала женщина. - Помрешь и не узнаешь, вернутся ли наши... Страшно так умирать...
- Вернутся, обязательно вернутся, - сказал дядя Тимофей. - Бьют фашистов и на Волге и по всем фронтам.
Ночью дверь подвала распахнулась, и гестаповцы закричали.
- Всем выходить!.. Шнель!
- Саня, Петя, держитесь возле меня, - шепнул дядя Тимофей.
Мы вместе вышли во двор. Нас ослепили прожектора. Прямо из дверей всех загоняли в черные крытые автомашины. Злые овчарки рвались из рук гестаповцев. Не убежать!..
Сначала нас везли по асфальтированной дороге, потом автомашину стало подкидывать, наверно, она съехала на проселочную дорогу. Остановилась. Щелкнул засов, дверь открылась.
- Вылезай! - закричали гестаповцы. - Партизаны капут! Коммунисты капут!
- Цепляйтесь за меня крепко, - сказал нам дядя Тимофей. - Держитесь молодцами, друзья. Не робеть. Вы - сыновья шахтеров!
Мы вместе спрыгнули в снег. Нас было человек тридцать, а может, и больше. Поставили у ямы, осветили фарами мотоциклов, навели пулеметы.
- Как только начнут стрелять - я толкну вас в яму, - сказал дядя Тимофей.
Мы прижались к нему сбоку. Он положил руки на наши плечи, сжал их. Было очень холодно, мела метель, и мы дрожали так, что зубы стучали. Люди закричали:
- Прощайте, товарищи!
- Да здравствует Советская власть!
- Смерть фашистам! Смерть проклятому Гитлеру!
- Да здравствует Красная Армия!..
Кто-то заплакал, кто-то надрывно закричал...
- Фойер! - рявкнул гестаповский офицер.
И тут меня толкнул дядя Тимофей, и я полетел в яму, ударился о стенку, упал на дно. И на меня стали падать убитые и раненые...
С трудом досказывал Петька остальное о том, что дальше было.
Он слышал, как потом фашисты стреляли сверху из автоматов и пулеметов по телам людей, упавшим в длинную яму.
Он потерял сознание в то мгновение, когда пуля ударила ему в грудь, под ключицу.
Гестаповцы поспешно, кое-как забросали смерзшейся землей казненных. Они знали, что наши прорвали фронт, перешли в наступление, и потому спешили.
Через некоторое время Петьку, залитого своей и чужой кровью, вытащили из ямы какие-то люди, закутали одеялами и повезли на санях.
- Стойте!.. Стойте, - придя в себя, стал просить Петька, мучительно кашляя и выплевывая сгустки крови. - Вернитесь!.. Заберите Саню и дядю Тимофея...
- Незачем возвращаться нам, милок, - отвечал ему старик. - Души их к богу отлетели.
Как позже узнал Петька, всего лишь троих из той группы расстрелянных выходили жители небольшого степного хуторка. Через несколько дней, когда наши вернулись, спасенных определили в военный госпиталь. А погибших похоронили в братской могиле... Уже побывали там Егор с дедом и бабкой.
Петьку оставляли у себя жить, но он упрямо твердил: "Нет, пойду искать свою любимую бабулю". Что было делать?.. Снабдили его харчами, денег дали на дорогу. Егор проводил Петьку до шляха, посадил на попутную военную автомашину. И уже перед самым расставанием сказал Петька Егору:
- Чтоб ты знал, Ёрка, это мы с Саней наказали Варакушу... Полицая Ухана тоже...
...Нет Сани. Не стало озорного братана. Но появился на белый свет недавно, в конце марта, братанчик Миша. Селищев Миша. И он, Егор, стал его крестным отцом. А на прошлой неделе очень кстати припомнились Егору предсмертные слова Афони Господипомилуй: "Ты, Ёрка?! Не заходи в мой двор!.. Не подходи к кабыце... Ты не узнаешь... не..." Почему это ему, Егору, нельзя было заходить в бывший Афонин двор и подходить к кабыце? И чего это ему нельзя было узнать?.. Уж не прятал ли Афоня чего-либо ценного в той самой кабыце?
Пришел Егор к тете Фросе и, ничего ей не говоря, стал тщательно осматривать летнюю печку-кабыцу под черепичным навесом. Кабыца за зиму обшелушилась, кирпичи кое-где оголились, труба похилилась. Фрося вышла во двор, спросила:
- Егор, ты что к печке приглядываешься?
- Да вот нюхом чую, есть в печке интересная захоронка.
- Ну да?
Заметил Егор: задняя стенка трубы сложена из двух рядов кирпичей, и сверху, между этими двойными кирпичами, виднелась неширокая щель.
- Тетя, ты все равно будешь перекладывать печь, - сказал Егор и, не дожидаясь ответа, навалился на трубу, сломил ее под самый корень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94