И жесткие морщинки возле уголков губ разбежались в доброй, материнской улыбке.
ГРИНЬКИНА ТАЙНА
Гринька вбежал в комнату в белой рубашке с чужого плеча. Трудно было узнать мальчишку после купанья. Волосы у него оказались русыми, мягкими, а глаза на чистом лице - уже не светлыми, а темносерыми. И мальчуган лишь только теперь присмотрелся к своему новому другу. Понравились ему оголенные по локоть мускулистые руки Романа Петровича, его крепкая шея и туго обтянутая выцветшей ситцевой рубахой широкая грудь. "Здоровенный дядька!" - с уважением подумал Гринька и с еще большей симпатией посмотрел на обветренное лицо Романа Петровича с выгоревшими бровями и золотистыми редкими усиками. Как и каждому мальчугану, ему нравились сильные люди. - Присаживайся рядком... - Роман Петрович подвинулся. - Вот так. Теперь рассказывай: кто ты и откуда? Гринька устроился на кушетке поудобнее - поджал босые ноги под рубашку - и плутовато прищурился: - А ты кто? Почему меня выручил? - Обо мне речь впереди, - остановил его Роман Петрович. - Зовут тебя?.. - Гринька. - Григорий, стало быть? Гриша. Грицько! - повторил Роман Петрович, будто выбирая, как звучит лучше. - Хорошее имя! Рассказывай, Григорий, Гриша, Грицько, Гринька! Кто ты такой? - Я большевик-одиночка. - Что-о? Роман Петрович от удивления даже приподнялся с кушетки. - Большевик-одиночка, - твердо повторил Гринька. - Вот это да! - развел руками Роман Петрович. - Сколько живу... Первый раз слышу о такой партии! - Такой партии нету, - серьезно поправил его Гринька. - Просто я сам, один - большевик. Без партии. Потому и одиночка. А вот подрасту немного, запишусь в партию. Тогда уже стану настоящим большевиком. - Рановато тебе в партию, - сказал Роман Петрович. - В самый раз! - решительно отрезал Гринька. - Видал, какого я генералу рака испек? - Видел. - И думаешь, меня в большевики не примут? - Нет. - Почему? - Маловат. Подрастешь немного - пойдешь в комсомол. - Куда? - насторожился Гринька. - В Коммунистический союз молодежи. - Нет! - мотнул головой Гринька. - Я лучше в большевики. - В большевики! - усмехнулся Роман Петрович. - Экой торопыга! А знаешь ты, к примеру, что такое классовая борьба? Гринька неловко замялся. - Вот! - продолжал Роман Петрович. - Какой же ты большевик, если даже не слышал о классовой борьбе? Гриньке стало неловко под ласковым взглядом Романа Петровича. - Ничего! - смущенно протянул он. - Я выучусь. - Когда еще ты выучишься! - не уступал Роман Петрович, уверенно направляя разговор к своей цели. - А сейчас? Кто за тебя бороться будет? - Я французскую борьбу знаю! - буркнул Гринька. - И кавказскую. С подножкой. Теперь уже опешил Роман Петрович. Человек он был холостой, беседовать с ребятами по-серьезному ему еще не приходилось. "Как же это я?.. - думал он. - Заговорил о комсомоле и не подумал, что здесь и взрослые-то многие не знают, что полгода назад в Советской России организован комсомол. О классовой борьбе заговорил! Додумался!" Стараясь скрыть свое смущение, он круто повернул разговор: - Сколько тебе лет? - Двен... - Гринька запнулся и быстро поправился. - Тринадцать. - И для большей убедительности добавил: - В аккурат. - Что ж... тринадцать лет - возраст подходящий. Роман Петрович обдумывал, как бы ему незаметно снова повернуть беседу в нужную сторону. Неожиданно помог ему сам Гринька. - А где этот коммунистический союз? - спросил он. - В России. - О-о! - разочарованно протянул Гринька. - А здесь нету его? - Покамест нет. Прогоним беляков - и здесь комсомол будет. Так-то, друг ситный! Придется тебе ехать в Советскую Россию. - Не поеду! - буркнул Гринька. - Не поедешь? - удивился Роман Петрович. Всего ожидал он, только не этого. - Почему? - Не поеду! - упорно повторил Гринька, избегая встречаться взглядом с Романом Петровичем. - Пойми, хлопец, тебя ищут по всему городу. - Пускай... - На тебя беляки злы так, что хватают всех бездомных ребят. - Ну и пусть хватают! Опущенное лобастое лицо Гриньки стало вдруг упрямым, далеким от собеседника. - Поймают тебя. Мальчуган упорно молчал. - Попадают в тюрьму люди более опытные, чем ты. Гринька отвернулся к окну, притворяясь, будто очень заинтересовался большой синей мухой, трепетавшей на стекле. - В Советской России тебя возьмут в детский дом, - продолжал Роман Петрович. - Получишь ты кровать, чистую постель. Ребят там много. Пойдешь с ними в школу. В комсомол тебя примут. Гринька поднял наконец голову. Он посмотрел так, словно Роман Петрович своими уговорами причинял ему боль. И опять смолчал, не ответил. Но Роман Петрович твердо решил настоять на своем. Надо было спасти парнишку от неизбежного провала. И он пошел на крайнее средство: - Ты говорил, что отец твой перешел в Красную Армию? - Перешел. По голосу мальчика, по тому, как он оживился, Роман Петрович решил, что разговор идет к желаемой цели. - Слушай, хлопец, - продолжал он, - и подумай как следует. А вдруг отец твой ранен, лежит где-то в госпитале? Один. Без родных. И даже не знает, жив ли ты... - Не поеду! - Гринька вскочил с кушетки. Бледный, с вытянувшимся упрямым лицом, он сразу показался старше своих лет. - У меня... мамка... в здешней тюрьме. - Он тяжело перевел дыхание и еле слышно добавил: - За отца ее взяли... Гринька хотел сдержаться... и не смог. По щекам его медленно сползли две крупные слезы. За ними по блестящему влажному следу покатились еще... Он отвернулся к окну и плакал, притворяясь, будто бы очень занят бьющейся о стекло мухой. Слова мальчугана сбили Романа Петровича. Значит, Гриньку удерживает в городе не только мальчишеская удаль, задор, а большое чувство сына. Мать в беде... Как же это забыл он о том, что мельком прочел в листовке?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28