Никпетож - типичный для того времени представитель передовой интеллигенции, одолеваемый еще некоторыми противоречиями, характерными для его социального слоя. Но это человек большой и чистой души и полный горячего сочувствия революции, хотя и не сразу увидевший свое место в общем строю народа-революционера. Он лучше других педагогов понимает Костю, умеет даже за промахами и проступками своего воспитанника рассмотреть его благородные устремления. И естественно, что именно к Никпетожу идет Костя Рябцев со всеми своими бедами, сомнениями и признаниями.
Бегло, но убедительно дан характер другого педагога - Алексея Максимовича Фишера ("Алмакфиша"), который во всех трудных случаях школьной жизни обходится одной и той же мало вразумительной, но удобной для него формулой: "Количественно - изобилие эпохи, а качественно стоит по ту сторону добра и зла". Чуть что, Алмакфиш, как щитом, прикрывается этой спасительной для него философической тирадой, предпочитая избегать ответа на сложные вопросы и прячась от них "по ту сторону добра и зла".
Если Зинаида Павловна ("Зин-Пална"), при всей ее строгости, импонирует Косте своим взыскательным, вдумчивым отношением к жизни, к ученикам и сдержанным, не всегда видным постороннему глазу великодушием, то Елникитка (Елена Никитична Каурова) так и остается для Кости, да и для всех ребят, не терпящих мелкой, придирчивой, назойливой опеки, далеким человеком. Эта учительница лишена способности постигать истинный смысл ребячьих поступков и побуждений.
Чтобы расширить границы изображаемого, Н. Огнев прибегает ко всевозможным отступлениям. В страницы дневника Кости "вложены" самостоятельно звучащие вставные рассказы. Тут и история некоего Культяпыча, по-своему осваивающего "диалектику жизни", и якобы вырезанный из газеты рассказ "Испытание железом", передающий щекотливый драматический "эпизод из жизни Маньки Гузиковой", и отрывки из дневника Сильфиды Дубининой, которая доверила заветные страницы своей школьной исповеди Косте, в обмен на это давшему подруге для ознакомления свой дневник.
Такой прием позволяет писателю нарисовать в "Дневнике Кости Рябцева" довольно широкую картину жизни школьной и рабочей молодежи того времени.
А в ту пору - 1923/24 учебный год - молодежь еще окружали соблазны нэпа, еще не изжита была детская беспризорность, еще только организовывались в школах первые форпосты юных пионеров, деятельности которых не очень-то доверяли взрослые... Словом, время было нелегкое. И многие вопросы школьникам, молодежи нашей приходилось решать еще впервые.
В школе, в которой учился Костя Рябцев, еще мало детей рабочих, и сам он, сын портного, олицетворял пролетариат, - ведь к восстановлению больших предприятий тогда еще только приступали.
Об этом времени, о молодой советской школе, искавшей верные пути, о первом октябрьском школьном поколении и рассказал честно, талантливо, с великолепным знанием материала писатель Николай Огнев.
Однако, как было сказано, много лет эта яркая и интересная книга не переиздавалась. Некоторые склонны были считать ее антипедагогической, устаревшей, уже якобы несозвучной нашему времени...
Между тем книга написана писателем, который был наделен не только литературным даром, но и большим педагогическим талантом. Проникнутая глубокой верой в душевные силы нашей молодежи, созвучная тому большому и никогда не стареющему чувству нового, которое так свойственно советскому человеку, она не может и сегодня казаться устаревшей.
Из галереи образов молодого человека советской эпохи нельзя вымарать Костю Рябцева, как бы он еще плохо ни был воспитан с точки зрения щепетильных педагогов. Костя Рябцев прочно занимает в плеяде юных героев нашего времени свое место, как питомец трудной, своеобразной, но незабываемой поры в истории нашей школы, нашего молодого социалистического общества.
Лев Кассиль
П Е Р В Ы Й Т Р И М Е С Т Р
ПЕРВАЯ ТЕТРАДЬ
15 сентября 1923 года.
Уже половина сентября, а занятия в школе еще не начинались. Когда начнутся - неизвестно. Говорили, что в школе ремонт, и я сегодня утром пошел в школу и увидел, что никакого ремонта нет, наоборот, там и людей никаких не было, и спросить было не у кого. Школа стоит растворенная и пустая. По дороге купил у какого-то мальчишки за три лимона эту тетрадку.
Когда пришел домой, то подумал, что делать нечего, и я решил писать дневник. В этом дневнике я буду записывать разные происходящие события.
Мне очень хочется переменить имя Константин на Владлен, а то "Костями" очень многих зовут. Потом, Константин - это был такой турецкий царь, который завоевал город Константинополь, а я плевать на него хотел с шестнадцатого этажа, как выражается Сережка Блинов. Но вчера я ходил в милицию, и там мне сказали, что до восемнадцати лет нельзя. Значит, ждать еще два с половиной года. Жаль.
16 сентября.
Я думал, придется придумывать, что писать в дневник, - оказывается, сколько угодно найдется. Сегодня утром пошел к Сережке Блинову; он мне сказал, что занятия в школе начнутся двадцатого. Но самое главное - это наш разговор с Сережкой насчет Лины Г. Он мне сказал, чтобы я не шился с ней, потому что она дочь служителя культа и мне, как сыну трудящегося элемента, довольно стыдно обращать на себя всеобщее внимание. Я ему ответил, что, во-первых, я никакого всеобщего внимания на себя не обращаю и что Лина мне одногруппница и сидит со мной на одной парте, и поэтому вполне понятно, что я с ней шьюсь. Но Сережка мне ответил, что пролетарское самосознание этого не позволяет и, кроме того, по мнению шкрабов и всех бывших учкомов, я оказываю (будто бы) на нее вредное влияние.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73