Я уловил запах «травки» и, признаться, заинтересовался. У нас по соседству любителей «травки» раз-два и обчелся, а запах был на удивление сильным. Я двинулся в ту сторону, откуда он доносился.
И наткнулся на пятерых парней, в которых с первого взгляда угадывалось родство с гоблинами. Мне повезло вдвойне: гоблины вообще туповаты и неповоротливы, а эти накурились до такой степени, что соображали медленнее улитки. Впрочем, кое-что они все-таки замечали – видно, сказывалась привычка.
– Гаррет? – пробормотал один.
– А тебе какое дело?
– Такое.
– Да он это, он. Айда, братва.
Я начал первым. Ударил одного ногой в пах, врезал второму по кадыку – а потом споткнулся и упал. Между тем первый противник сложился пополам и принялся опорожнять желудок, а второй, утратив всякий интерес к происходящему, побрел прочь, прижимая ладонь к горлу.
Перекатившись на спину, я свалил с ног третьего, которого сумел застать врасплох. Он рухнул как подкошенный, ударился головой о мостовую и на какое-то время выключился из игры.
«Неплохо, Гаррет. Пожалуй, ты сумеешь выкрутиться…»
Оставшиеся двое противников тупо глядели, как я разбираюсь с их подельниками. Вокруг начала собираться толпа.
Наконец у последних двоих мозги прояснились настолько, что они подступили ко мне. Я двигался гораздо проворнее, однако у них было преимущество в численности. Мы повальсировали по мостовой; я нанес пару ударов (которые не достигли цели, поскольку гоблины явно осторожничали) и столько же пропустил.
Третий удар изрядно поколебал мою уверенность в благополучном исходе. В глазах на мгновение помутилось, а мой могучий интеллект целиком и полностью сосредоточился на древнем как мир вопросе: где. собственно, верх?
Один из гоблинов высказался в том смысле, что мне следует держаться подальше от семьи Владычицы Бурь, а второй тем временем вознамерился окончательно вышибить из меня дух. Я выхватил у пожилого зеваки шишковатую палку, на которую он опирался, и от души врезал противнику промеж глаз. После чего, покончив, так сказать, с бойцом, двинулся на говорилу. Тот отбивался до тех пор, пока я очередным ударом не сломал ему руку.
Тут он запросил пощады. Я согласился на мировую, вернул старикашке из толпы, которая вдруг бросилась врассыпную, его палку и тоже юркнул в переулок. К месту нашей стычки спешили те, кто сходил в Танфере за стражей законности и порядка. Мне вовсе не хотелось, чтобы меня забрали и обвинили в превышении допустимых пределов самообороны (ведь закон, когда действует вообще, действует именно так). Пускай разбираются с гоблинами.
Ничего не скажешь, забавный денек.

* * *

Покойник жадно выслушал мой отчет о событиях, отпустил язвительное замечание, когда я упомянул о том, что гоблины могли бы быть и посообразительнее, а в конце разговора – я пошел умываться и переодеваться – заметил:
– Я же говорил, будь осторожен.
– Помню, помню. Теперь уж точно не забуду. А ты последи за своими тараканами. Они вот-вот обойдут с фланга чешуйниц у горы Желтого Пса.
Покойник отвлекся от войны лишь затем, чтобы поднять в воздух и швырнуть в меня каменную статуэтку какого-то логхирского божка. Она врезалась в дверь, которую я предусмотрительно поспешил захлопнуть.
Ладно, хватит, пускай себе забавляется. Когда он становится настолько раздражителен, это означает, что у него возникает или уже возникло решение какой-то задачи.

7

Добравшись до «Железного лгуна», я обнаружил, что Амиранда уже там. Причем не я опоздал, а она пришла заранее. Зная по собственному опыту, что женщина, приходящая вовремя, – драгоценность, которую следует холить и лелеять, я воздержался от каких-либо шуточек.
– Что с вами стряслось? – спросила она. – Вы выглядите так, словно участвовали в драке.
– Точно в яблочко, госпожа. Но видели бы вы моих противников! – Судя по всему, ее привела в восторг одна только мысль о том, что я с кем-то дрался. Что ж, Амиранда Крест лишается очка.
Я вкратце поведал ей о стычке с гоблинами – для того, чтобы проверить, как она отреагирует. Мой рассказ, похоже, сбил Амиранду с толку и отчасти напугал, однако девушка быстро овладела собой.
– Это были те, кто похитил Карла?
– Не знаю. Вряд ли. – Я решил, что хватит толковать о всякой ерунде, когда рядом находится нечто – вернее, некто, – гораздо более заслуживающее обсуждения. – Как вы угодили во дворец Владычицы Бурь?
– Я в нем родилась.
– Что?
– Мой отец дружил с ее отцом. Иногда они помогали друг другу в делах.
Разинув от удивления рот, я погрузился в подсчеты. Отец Владычицы Бурь умер еще до моего рождения. А эльфы живут долго и стареют медленнее, чем люди. Значит, эта красотка по возрасту годится мне в матери?
– Мистер Гаррет, мне двадцать один год. Я заломил бровь.
– Знаете, я привыкла к тому, что у мужчины стекленеет взгляд, когда он вдруг осознает, что я могу оказаться старше, мудрее и опытнее его. Порой мужчина ударяется в панику, теряет от страха голову…
Я поторопился извиниться, потом прибавил:
– По-моему, вы несколько преувеличиваете. Возможно, дело не в возрасте, а в том, что вы – дочь Молахлу Креста, слава которого окутывает вас словно саван. Люди наверняка гадают, передается ли жестокость по наследству.
– Большинство и слыхом не слыхивало о Молахлу Кресте.
Я промолчал. Если ей хочется в это верить, пускай верит. Может быть, таким образом она пытается совладать с дурной наследственностью.
Отец Владычицы Бурь (который принял имя Стикс Саббат) и Молахлу Крест пробились наверх с самого низа:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12