- тихо спросил отец, но в голосе я уловил холодное бешенство, что предвещало близкую бурю.
- Это ты брось! - сказал бритоголовый, вышагивая по комнате. - Мышьяк тут ни при чем. Тебя о райкоме спрашивают. Почему сгорел?
- Пожар был.
- Юмор здесь не уместен. Где был секретарь райкома? - В голосе бритоголового послышались начальственные нотки.
- В тракторной школе, в Бийске. Вам это известно из докладной.
- Нам известно, что нет райкома.
- Райком есть, - твердо сказал отец, и брови его слились в одну линию, а над ними высыпал бисер пота. - Работники живы, и я - секретарь райкома.
- Не завидую тебе, секретарь, - с расстановкой, многозначительно сказал бритоголовый.
- Не пугайте, - ответил отец.
- Боюсь, с партбилетом придется расстаться.
- Это... за что? - медленно, страшно медленно спросил отец и приподнялся на кровати. Кровь отлила с его лица. - Какая-то сволочь подожгла райком, а я билет выложить?! Вы что... с ума посходили?
- Но-но, поосторожней, выбирай выражения, - просипел другой дядька, толстый и молчавший до этого.
Воротник тугой петлей захлестнул его багровую, налитую кровью шею. Я подумал, как бы он ненароком не удушился.
- Тут истерикой не возьмешь, - сказал он. - И не сволочись. Если у нас в каждом районе райкомы гореть будут, что же останется?
- Люди.
- Вон ты как! Значит, вины за собой не признаешь?
- Погодите, товарищи, - вмешался третий, длинноносый молодой мужчина. - Чего вы все удила закусили?
- Вину признаю, - слабо сказал отец. - За райком отвечу, но партбилет выкладывать - извините!
- А это у тебя спрашивать не будем, - махнул рукой бритоголовый. Выложишь как миленький.
- Врешь! - Отец быстро сел на постели, бритоголовый отшатнулся. Но отец опять уже повалился на кровать, мучительно застонал и хрипло выдавил: - Не ты мне его давал, не тебе и отбирать!
- Что это? - вдруг раздался властный, с легким нерусским выговором голос с порога.
Все разом оглянулись.
В дверях стоял Эйхе.
Никто и не заметил, как к нашему дому подкатила легковая машина и из нее вылез первый секретарь крайкома. Высокий, сухощавый, с маленькой бородкой и аккуратно подстриженными усами, он походил на Дзержинского. Полувоенная форма - серая гимнастерка и синие галифе, заправленные в высокие хромовые сапоги, - добавляла это сходство.
- Что это? - повторил Эйхе и шагнул в комнату.
Мне показалось, что у нас стало светлее, вроде бы стены раздвинулись.
- Видите ли... - начал бритоголовый, и я поразился, как неузнаваемо переменился его голос, какой он стал мягкий.
- Вижу, - нахмурился Эйхе и начал чеканить: - Во-первых, почему у постели больного секретаря райкома нет врача? Во-вторых, почему разбор дела происходит на дому секретаря, а не на бюро райкома?
- Райкома нет, Роберт Индрикович, - вкрадчиво сказал бритоголовый и развел руками: мол, я тут ни при чем.
Мне показалось, он поклонился.
- Нет здания райкома, - сухо поправил Эйхе и снял фуражку военного покроя, - а члены бюро райкома живы и работают. Или я неправильно информирован?
Эйхе сел на стул и вытер со лба капельки пота. Высокий, чистый лоб дяди Роберта был разделен на две части: нижнюю - загорелую, и верхнюю незагорелую, что скрывала фуражка. И от этого лоб казался еще выше. Дядя Роберт пригладил потные волосы, которые были у него разделены пробором, и обвел взглядом комнату.
- Что же, я неправильно информирован? - повторил он вопрос.
- Нет, правильно, Роберт Индрикович, - ответил бритоголовый. - Только мы почли за лучшее отправить врача от постели, ввиду того, что в вопросах, которые мы хотели выяснить, врач не компетентен.
Эйхе поморщился от этой длинной фразы. Дальше я не слушал. Теперь все в порядке: дядя Роберт здесь.
Я выскочил на улицу, и вовремя: Степка и Федька уже залезали в легковушку. Дядя Вася - шофер Эйхе - собирался ехать на Ключарку мыть машину.
Здорово все же, что дядя Роберт приехал! Во-первых, его привез дядя Вася, а у него можно разжиться резиной на рогатки, и не какой-нибудь черной, а красной резиной, как и положено мальчишке, стоящему за Советскую власть. Это во-первых, как говорит дядя Роберт. Во-вторых, есть надежда прокатиться за увал. Дядя Роберт всегда катает нас на "эмке". В-третьих, приятно иметь знакомого настоящего революционера, который и в царских тюрьмах сидел, и в ссылке был, и революцию делал, и в гражданскую воевал. А уж дядя Роберт - настоящий старый революционер! У него даже кличка подпольная была: "Андрей".
На Ключарке мы рьяно помогаем дяде Васе мыть машину, и она начинает блестеть как новенькая. Потом купаемся сами, а потом, когда дядя Вася свертывает здоровенную самокрутку и закуривает, мы приступаем к главному.
- Воробьев у нас... - издалека начинает Федька и закатывает глаза, страсть, дядя Вася!
- А-м-мм, - тянет дядя Вася, прищуривая от дыма один глаз.
- В огородах всё поклевали, - добавляет Степка. - Спасу нет.
- Пугало сделайте, - советует дядя Вася.
- Ой, дядь Вась, не боятся они их, на макушках сидят.
- М-м-мм.
- Бить их надо, - говорю я. - А руками разве накидаешься?
- Угу-м-мм.
Попыхивает себе самокруткой, блаженно щурится на речку, на плетни огородов, на дальние горы.
- Хорошо у вас здесь! Простор!
Разговор вроде бы подобрался к главному, и вот на тебе - опять потух!
- Воробьев у нас!.. - снова да ладом начинает Федька.
- М-м-мм.
Это сказка про белого бычка тянется, пока дядя Вася не накурится.
- Говорите, руками не накидаешься? - спрашивает дядя Вася и тщательно тушит о подметку окурок.
- Не накидаешься, дядь Вась! - горячо убеждаем мы.
- Плохо. Ничем помочь не могу. У меня только красная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31