Настроение у него было скверное. Проводов просил не устраивать.
О том, какая судьба ожидала Михаила Николаевича в Самаре, теперь знают все. Я вспомнил здесь лишь несколько столь обычных для М. Н. Тухачевского эпизодов. А сколько таких эпизодов было на его жизненном пути, сколько сделал он для Советских Вооруженных Сил, для каждого командира и политработника, с которыми встречался. И сколько бы еще мог сделать, если бы не грязная клевета, не преступные беззакония, порожденные культом личности Сталина!

ДУШЕВНАЯ ЩЕДРОСТЬ
Л. И. КАГАЛОВСКИЙ

Со сколькими примечательными и интересными людьми свела меня судьба за долгие годы работы военным врачом! Но среди всех моих знакомых и пациентов самое сильное, самое яркое впечатление оставил Маршал Советского Союза Михаил Николаевич Тухачевский – человек удивительного обаяния, острого ума, большой культуры. И хоть не раз потом в горькие минуты жизни мне ставили в упрек, что был лечащим врачом Тухачевского и близко общался с его семьей, я горжусь этим.
Первое знакомство мое с Тухачевскими относится к 1925 году. Вскоре оно перешло в дружбу. Я часто бывал у них не столько по обязанности, сколько из личных симпатий к этим милым людям.
Первое, что бросилось мне в глаза, – на редкость внимательное, прямо-таки трогательное отношение Михаила Николаевича ко всем своим близким. Не часто увидишь, чтобы сын, постоянно занятый множеством ответственнейших дел, так заботливо следил за здоровьем матери. Когда я навещал Мавру Петровну, Михаил Николаевич обязательно приезжал домой, желая знать о ее здоровье все до мельчайших подробностей.
С такой же нежной заботливостью и уважением относился он и к своей жене – скромной Нине Евгеньевне.
Но ни с чем несравнима была его любовь к единственной дочери Светлане. Он боготворил девочку. Восторженно следил за каждым ее движением. Когда Светлана садилась за фисгармонию, Михаил Николаевич становился каким-то отрешенным от всего мира. А уж если Светлана заболевала, он просто не находил себе места.
Единственный член семьи, которому не приходилось пользоваться моими услугами, был сам Михаил Николаевич. За все время, что я считался его лечащим врачом, мне не пришлось прописать ему ни одного рецепта. Правда, по моему совету в комнате, прилегавшей к служебному кабинету Тухачевского, оборудовали небольшой гимнастический зал с брусьями, турником, конем и гантелями (в те годы это было новинкой!).
Однажды при мне во время физических упражнений Михаила Николаевича в зал зашел близкий его друг Борис Миронович Фельдман (косая сажень в плечах и более ста килограммов веса). Тухачевский схватил осанистого комкора и стал вращать мельницей, приговаривая: «Держись, Бориска!..»
Часто бывает, что люди добрые и отзывчивые по натуре любят животных. Таким был и Михаил Николаевич. Забавой ему служил мышонок, прижившийся в его служебном кабинете. Михаил Николаевич приучил мышонка в определенное время взбираться на стол и получать свой ежедневный рацион. Тухачевский при случае любил даже похвастаться своими успехами в дрессировке.
Прошли годы, и далеко не все сохранилось в памяти. Но вот каким естественным было всегда его обращение с окружающими, помню отлично.
Михаил Николаевич не делал различия между людьми в зависимости от их ранга, положения, национальности, был добр и доверчив со всеми, чужд наигранной демократичности, никогда ни к кому не подлаживался. Никто не слышал от него грубого слова. Никому и никогда он не «тыкал». Не подавлял подчиненных своим авторитетом, внимательно выслушивал каждого, а высказывая свое мнение, нередко сопровождал его оговорками: «Не кажется ли вам?», «Не думаете ли вы?», «Не лучше ли поступить иначе?..»
В начале марта 1937 года на маневрах под Калугой я выполнял обязанности начальника полевого госпиталя. Развернули мы этот госпиталь в расчете на незначительное количество больных. Но случилось непредвиденное – по ночам морозы достигали 20 градусов, хотя днем бежали ручьи. Появилось много обмороженных. Михаил Николаевич вместе с командующим Московским военным округом А. И. Корком приехал навестить пострадавших. Одновременно Михаил Николаевич заинтересовался некоторыми «мелочами» медицинского обслуживания и во многом облегчил нашу работу.
Михаил Николаевич заботился о людях не формально. Это было органической чертой его характера. Однажды он специально послал меня в Сочи, в санаторий имени Фабрициуса, для наблюдения за тяжело больным командиром, находившимся прежде в его подчинении. Мои доводы, что там и без меня хороших врачей достаточно, он парировал не очень убедительно, но чрезвычайно искренне:
– А кто знает, могут и отличные врачи что-либо проглядеть, Потом, знаете, тут может еще сыграть свою роль и чисто моральная поддержка…
Вспоминается и другой, несколько комичный случай, свидетельствующий о неизменной доброжелательности Тухачевского. Однажды в его автомобиле был обнаружен подвыпивший человек, пытавшийся отвинтить никелированные дверные ручки. Неизвестного хотели задержать, но Михаил Николаевич просил отпустить его, дать ему отоспаться. Впоследствии этот человек прислал Тухачевскому благодарственное письмо, сообщил, что он композитор, и пригласил прослушать его оперу. Михаил Николаевич, читая письмо, от души смеялся и упрекал шоферов:
– Могли ведь из-за пустяка испортить человеку жизнь…
М. Н. Тухачевский любил музыку, понимал и ценил ее. Но, пожалуй, еще больше увлекался он собственноручным изготовлением скрипок. Дело это очень тонкое, кропотливое, и тут наиболее ярко проявлялось еще одно хорошее качество Михаила Николаевича – его завидное терпение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81