Марни улыбнулась про себя, проводя мизинцем по блестящей кучке. На вид фунтов пять, прикинула она. Жаль, что у нее сейчас нет при себе сумочки, чтобы спрятать их для Армии Спасения.
Но все это уже было, подумала она, слегка содрогнувшись. Она опять втянута в орбиту Гая, и на сей раз ей суждено остаться в ней, видимо, надолго. Она почувствовала, как в животе у нее все сжалось, ей стало трудно дышать. Она повернулась и огляделась.
Интересно, неужели он рассчитывает сегодня спать с ней?
Ее взгляд остановился на его черном шелковом халате, и в ее воображении возник образ – Гай небрежно бросает этот халат на стул, обнажая свое крепкое и гладкое тело, волнующе гибкое в своей наготе. Пижамы не было видно. Гай никогда ничего не надевал в кровати. Когда она как-то осмелилась задать ему вопрос об этом, он ответил:
– Для того, чтобы мне было тепло, мне нужна только ты.
О Господи! Ее грудь тяжело вздымалась. Она просто не может – не может! – вот так лечь в постель с ним сегодня, как будто за эти четыре года не произошло ничего особенного!
Она резко повернулась, бросив на эту проклятую постель последний взгляд и вышла из комнаты, но задержалась в холле, закусив зубами свою дрожащую нижнюю губу и с надеждой бросила взгляд на еще одни двери, ведущие из холла.
Может быть, здесь есть еще одна спальня? Сердце ее забилось, и она открыла дверь рядом с той, что вела в спальню Гая. И тут же чуть было не вскрикнула от радости, увидев, что это действительно спальня.
Она осторожно прикрыла дверь, надеясь в душе, что если она будет действовать с умом, то, возможно, именно там, и притом в одиночестве, она и проведет ночь сегодня. Она знала Гая. Знала его достоинства и слабости. Если использовать кое-какие хитрости, то можно было повернуть дело так, как нужно ей.
Было уже десять, когда они поужинали, откинулись на спинки своих кресел, отодвинув пустые кофейные чашки, и Марни сладко зевнула, показывая, что хочет спать.
– Можно одолжить твою рубашку вместо ночной? – спросила она, поднимаясь.
Гай медленно встал с кресла, спокойно-дружелюбная атмосфера, которую им удалось установить на время ужина, моментально испарилась.
– Тебе и так не будет холодно сегодня ночью, Марни, – тихо проговорил он. – Тебе не понадобится рубашка, поскольку я буду рядом и не позволю тебе простудиться.
Марни чуть помедлила, выходя из-за стола, затем не спеша повернулась к нему.
– Знаешь, Гай, – тихо сказала она, – несмотря на все то, что произошло между ними – а я признаю, что далеко не все было прекрасно, – я ни разу не сомневалась, что ты уважаешь меня.
Это замечание настигло его врасплох, он резко выпрямился.
– Разумеется, это так, – настороженно подтвердил он, ожидая продолжения.
– И до того, как мы с тобой поженились, – хотя, я знаю, ты сильно хотел меня, – ты всегда проявлял ко мне уважение, умея сдерживать себя в самые критические минуты.
Он коротко кивнул.
– Разумеется; ты хочешь сказать, что я хотел, чтобы моя невеста в нашу брачную ночь была невинной.
– Вот именно, – подтвердила она, неожиданно тронутая тем, с каким благоговением он произнес эти слова. – И ты ведь знаешь, Гай, – продолжала она, не отводя взгляда от его глаз, – что в моей жизни, кроме тебя, мужчин не было.
В его глазах вспыхнуло выражение гордости и торжества, которое ему не удалось скрыть.
– Я верю тебе безоговорочно.
Его доверие ей было несомненным – еще одно, что неожиданно смягчило ее.
– Меня всегда поражало в тебе, Марни, – проговорил он слегка охрипшим голосом, – что ты можешь оставаться столь чистой, хотя я знаю, какая страсть может гореть в твоем теле. Неужели ты боишься, что я сделаю тебе больно? – неожиданно спросил он, совершенно неправильно истолковывая ее слова. Он обошел вокруг стола и ласково взял ее за плечи. – Я очень хорошо знаю, как долго мы не были вместе, Марни. И я схожу по тебе с ума – я так хочу почувствовать теплоту и упругость твоего тела рядом с моим, но я буду любить тебя так же нежно и осторожно, как и в тот первый раз, когда ты стала моей. Можешь не бояться меня.
– Нет, ты не…
Она хотела сказать «не понял меня». Но его губы похитили с ее губ последнее слово, прежде чем она успела его произнести, и все то, что она с такой тщательностью продумала, вдруг предало ее и ушло. Остался этот поцелуй, такой ошеломляюще нежный, что ей показалось, что она вернулась в прошлое, в ту ночь, когда пять лет тому назад Гай впервые заключил ее в свои объятия как свою супругу. И Марни, отдавшись этому воспоминанию, отвечала ему, лаская его губы губами, в то время как отчаянно и безрезультатно пыталась мысленно отделить прошлое от настоящего, старалась не забывать, почему она здесь, кто она, с кем она и что он сделает с ней, если она потеряет бдительность и ослабит оборону. Но это настоящее шутя ломало все скрепы и препоны, которые она так изощренно и долго строила, которым училась всю жизнь. Этот поцелуй был совершенно необыкновенный – нежный, полный любви, обещающий все то, что она когда-то дерзко надеялась получить и что потом ломала, подавляла, выжигала в своей душе и гордилась этим. Когда он нежно, но сильно прижал ее к своей мускулистой, сильной груди, она позволила себе расслабиться, позволила вырваться из клеток всем тем дерзким мечтам, которые еще не умерли в неволе, с жадностью обхватила его за шею, ощутила, какое это счастье – быть слабой и доверчивой. Их губы раскрылись, языки сплелись, сильная, жаркая волна желания подхватила их, сбила дыхание и понесла за собой.
– Марни, – прошептал он в ее полураскрытые губы, – какое… какое блаженство.
И тут волна вдруг оставила ее и больно швырнула на берег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46