У нее красивый голос, и
ей не страшно смотреть в глаза. Она взяла Томаса за руку и спросила, как он. Он
сказал - хорошо. Но на самом деле ему было совсем не хорошо. Она догадалась. И
стала с ним разговаривать. И Томасу стало лучше. От того, что они Общались.
Она рассказала про Мэри. Чтобы он на Мэри не сердился. И от этого Томасу
стало еще лучше.
- Мэри очень несчастная, Томас. Она одно время жила в большом мире, в
пансионате для выздоравливающих, даже немного работала и сама зарабатывала на
жизнь. Она очень старалась быть как все, но ничего не выходило. Ей пришлось
нелегко, и в конце концов ее снова поместили в интернат. Она и сама, наверно,
жалеет, что обидела Дерека. Просто она очень собой недовольна, вот и хочет
доказать себе, что не такая уж она ущербная - есть люди ущербнее ее.
- Я тоже однажды живу.., жил в большом мире.
- Знаю, голубчик.
- С папой. А потом с сестрой. И с Бобби.
- Тебе там понравилось?
- Иногда.., было страшно. А с Джулией и Бобби... тогда понравилось.
Дерек посапывал в кровати. Настал уже совсем вечер. Небо затянули тучи-кучи.
В комнате всюду тени. Горит только настольная лампа. При этом свете Кэти
такая красивая. У нее кожа прямо как розовый атлас. Томас знал, что такое атлас
- у Джулии когда-то было атласное платье.
Томас и Кэти помолчали. Потом Томас сказал:
- Иногда бывает трудно.
Кэти положила руку ему на голову. Погладила по волосам.
- Я знаю, Томас, знаю.
Она добрая. А Томас почему-то взял и заплакал. Непонятно: она добрая, а он
плачет. Может, потому и плачет, что она добрая.
Кэти подвинула кресло поближе. Томас наклонился к ней. Она его обняла. А он
плакал и плакал. Не горько-прегорько, как Дерек. Тихо. Но остановиться не мог.
Хоть и старался. Плачет, как глупый. А глупым быть так не хочется.
- Не хочу быть глупым, - выговорил он сквозь слезы.
- Ты не глупый, голубчик.
- Нет, глупый. Так не хочу, а по-другому не получается. Стараюсь забыть, что
глупый, и не получается, потому что глупый. А другие - нет. Они живут в большом
мире, каждый день живут, а я не живу в большом мире и не хочу. Говорю, что не
хочу, а все равно хочу.
Томас никогда так много не говорил. Он и сам удивился. Удивился и огорчился:
он так хотел рассказать Кэти, как тяжело быть глупым, как тяжело бояться
большого мира, - и ничего не получилось. Не нашел слов. Так эта тяжесть в нем и
осталась.
- Время. Кто глупый, кто не из большого мира, у него много времени. На все
много времени. Но его мало. Не хватает научиться не бояться. А мне надо
научиться не бояться, тогда я смогу вернуться к Джулии и Бобби. Я хочу к ним, а
то не останется времени. Его много, но его мало. Я говорю, как глупый, да?
- Нет, Томас, это не глупости. Томас так и сидел, прижавшись к Кэти. Ему
нравилось, когда его обнимают.
- Понимаешь, - сказала Кэти, - жизнь для всех бывает нелегкой. Даже для
умных. Даже для самых умных.
Томас одной рукой вытер слезы.
- Правда? Для тебя тоже?
- Случается. Но я верю в Бога, Томас. В том, что мы пришли в этот мир, есть
Его промысел. Всякая трудность на нашем пути - это испытание. И чем успешнее мы
его преодолеем, тем лучше для нас.
Томас взглянул ей в лицо. Какие добрые глаза. Красивые глаза. Любящие. Как у
Джулии и у Бобби.
- Бог сделал меня глупым - это тоже испытание?
- Ты не глупый. Вернее, не во всем глупый. Не надо так себя называть. Пусть
ты в чем-то и не дотягиваешь, но это не твоя вина. Просто ты не такой, как
другие. В том и состоит твое испытание, что ты.., не такой. Но держишься ты
стойко.
- Правда?
- Просто отлично держишься. Сам посуди. Ты не ожесточился, не хнычешь.
Тянешься к людям.
- Да. Я Общаюсь.
Кэти улыбнулась и утерла ему лицо салфеткой.
- Мало кто из умных может похвастаться, что переносит испытания так
мужественно. А кое-кто из них тебе и в подметки не годится.
Томас поверил и обрадовался. Он только не очень поверил, что умным тоже
нелегко живется.
Кэти еще немного посидела. Убедилась, что все в порядке. И ушла.
Дерек все посапывал. Томас остался за столом. Опять принялся за "стихи".
Поработал-поработал, а потом подошел к окну. Капал дождик. По стеклу бежали
струйки. Вечер кончался. Скоро - вслед за дождем - будет ночь.
Томас прижал ладони к стеклу. Он мысленно устремился в серый дождливый вечер,
в пустоту ночи, которая медленно подкрадывалась все ближе и ближе.
Беда все еще там. Томас ее чувствует. Человек - и не человек. Что-то больше
человека. Что-то очень плохое. Злючее-страшучее. Томас чувствовал ее все эти
дни, но Бобби он уже не телевизил, потому что Беда еще далеко и Джулии пока
ничего не грозит. Часто телевизить нельзя, а то Беда нагрянет. Томас станет
телевизить, а Бобби уже не поверит. И не сможет спасти Джулию.
Больше всего Томас боялся, что Беда унесет Джулию в Гиблое Место. Туда попала
мать Томаса, когда ему было всего два годика. Томас ее даже не помнит. А потом в
Гиблое Место попал папа. И Томас остался вдвоем с Джулией.
Гиблое Место - это не ад. Про рай и ад Томас знал. Рай - это где Бог. А в аду
главный - дьявол. Если рай и правда есть, то папа и мама в раю. Лучше попасть в
рай. Там хорошо. В аду санитары недобрые.
Но Гиблое Место - это не ад. Это Смерть. Ад - не очень хорошее место, а
Смерть - самое нехорошее. Ее и представить трудно. Смерть - это когда все
прекращается, исчезает и время останавливается. Конец, шабаш. Как такое
представить? Томас не может вообразить себе Смерть, никак не может. А чего не
можешь вообразить, того просто нет. Томас пытался понять, как ее представляют
другие, - не получается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136