Артиллерийские залпы прядилен шутя сотрясали пятиэтажное здание. Горячая вода, пройдя по канализационным трубам и раскалив плиты тротуара, вливалась в канавы мыльными струями, в которых толпа оборванных женщин стирала свое жалкое тряпье.Господский дом, окруженный службами и покрытый чешуей балконов, залегал в стремительном потоке звуков неожиданной зоной тишины. Тому, кто стоит у руля, пристала тишина.Проходя мимо чугунной решетки, незнакомцы залюбовались подстриженным газоном лужайки, мягко круглившейся перед крыльцом. Огромные стекла зимнего сада покрывали пальмовые листья поистине аристократическим глянцем. Занавески прямыми складками свисали до полу, а там, за ними, в глубине гостиной, угадывались хрустальные подвески люстры и вскинутая рука бронзового Давида.В конце аллеи, по гравию которой недавно прошелся скребок садовника, у открытых ворот каретного сарая, конюх, засучив рукава, отмывал безукоризненный лак экипажа, не нуждавшегося в мойке. Угол барского дома скрывал от прохожих начало липовой аллеи. Привратник в ярко-синей ливрее вышел из своей каморки; окинув взглядом двух незнакомцев и на ходу определив ценность их головных уборов и запыленных ботинок, он равнодушно отвел глаза.Через полсотни шагов их снова закружила вереница грохочущих фабрик. Болели натруженные ноги, тоскливо сжималось сердце, а конца пути все не предвиделось.Маклер из деликатности шествовал впереди, то и дело раскланиваясь со знакомыми. Иногда он оборачивался и двумя короткими фразами как бы приклеивал к воротам фабрики вывеску с обозначением имени ее владельца. Сопровождаемые головокружительной цифрой доходов, эти прославленные имена сочились золотым жирком миллионов.А двое приезжих шагали локоть к локтю. Так они и шли, потупив глаза, не обменявшись ни словом, ибо на карту был поставлен хлеб их насущный, дело их рук и неутолимая жажда успеха.Наконец тот, что был потолще, произнес:– Ей-богу, здесь шагаешь прямо-таки по золоту.Его спутник буркнул что-то в ответ, не повысив голоса, не подняв головы.Они поравнялись с каким-то особняком. Услышав от маклера имя владельца, оба остановились как по команде.– Пятьдесят лет назад он приехал из Битша, как мы собираемся приехать из Бушендорфа. А ну-ка, посмотри, Жозеф, где живет его вдова.Худощавый откусывал концы слов, словно собака, глотающая на лету куски мяса.– А интересно, Термина через пятьдесят лет будет жить в таком доме?Его спутник, тот, что был потолще, откинул голову и взглянул на говорившего поверх очков. Он не улыбался: не время было улыбаться.– Через пятьдесят лет, Гийом?Он перевел глаза на особняк с восемью окнами по фасаду, центральную часть которого венчала высокая шиферная четырехскатная крыша.Маклер тотчас же предупредительно приблизился к клиентам. Он позволит себе обратить внимание милостивых государей на то обстоятельство, что все окрестные трубы дымят ради благополучия вдовы, вернее – ее династии.Тот, что был в очках, снова повернулся к худому и положил ему на плечо руку.– Пора и нам решаться.Они пустились в путь, но на сей раз оба шли упругим, легким шагом, как волк, преследующий добычу, хотя по внешнему виду трудно было даже ждать от них такой прыти. В хитросплетении тропок, по которым они блуждали с самого утра и каждая из которых привела других к успеху, они учуяли наконец какую-то закономерность. Там, где стояли они сейчас, как раз и начиналась одна из таких тропинок.– Чего добился Шерман, того могут добиться два Зимлера, – пробормотал толстяк. И они свернули с чужого следа, дабы проложить свой собственный. II Обитая кожей дверь глухо захлопнулась, пропустив их в длинное узкое помещение, напоминавшее туннель. Для начала собственная тропа привела их сюда, в эту комнату, пропитанную приторным запахом; кроме них двоих и маклера, здесь не было никого, если не считать хилого конторщика, которого они успели заметить через стеклянную дверь прихожей.Входная дверь была двойная, заглушавшая звуки, в обоих окнах – матовые стекла и сверх того солидные решетки. Такое обилие решеток и обивок заставляло предполагать именно то, что, по мысли маклера, должны были предполагать его клиенты.Теперь, когда вокруг них троих не было больше ничего, кроме этих окон, решеток, этой двери, зеленых папок, не было ничего, кроме того, о чем они думали, а вслух но говорили, незнакомцы снова переглянулись. Взгляд взметнулся, будто канат, который матросы перебрасывают с борта одного корабля на другой. Потом оба облизали пересохшие губы и стали молча ждать, чтобы маклер соизволил заговорить первым.Но маклер повернулся к клиентам спиной. Он доставал с полки какие-то папки. Тяжело дыша, он вытащил восковку, свернутую трубочкой, и разостлал ее на столе с покорным видом чиновника, привыкшего ежедневно обслуживать посетителей. С точно такой же равнодушной миной он мог бы предложить вам чай, галстуки по двадцать девять су за штуку или механическую пианолу. То, что он делал, он делал по привычке. А стоявшие перед ним два незнакомца готовились рискнуть всей своей жизнью.От усердия крахмальный воротничок маклера разошелся, открыв присутствующим синеватый кадык, который судорожно подрагивал после недавней борьбы с папкой, как пробочный поплавок от прикосновения к крючку рыбьей пасти. Жозеф не мог сдержать улыбки.– Мне кажется, что для пользы дела нам следует действовать методически и от общего перечня перейти к деталям. Помещение, которое вы только что осмотрели… – начал маклер бесцветным голосом. Худощавый быстро вытянул руку движением крупье: казалось, пройдется по столу невидимая лопаточка и не оставит после себя ничего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115