«Как он наивен!» – подумала мадемуазель Лепленье и заметила серьезным топом:А он, встретив взгляд ее глаз, в эту минуту особенно снисходительных и живых, окончательно потерял голову.«Они вовсе не синие, – с негодованием подумал он, – ни фиалковые».– Я, видите ли, не могу представить себе жизни, но посвященной (он хотел сказать «тому, что я делаю», но удержался)… делу. Идти все дальше и дальше своим путем, стоять во главе – вот, по-моему, прямая обязанность человека, каков бы он ни был. Во всяком случае, трудно представить себе лучший путь, – ибо стать первым нелегко, настолько нелегко, что не остается времени для размышлений о… Если бы каждый старался как можно лучше делать свое дело, человечество могло бы обойтись без всех этих споров и законов. Впрочем, болтовня никогда не мешала занимать то или иное место в жизни.Элен слегка покраснела, однако слушала его с любопытством. Жозеф снова в смущении стал щипать усы пухлой, но очень белой и сильной рукой и, явно нуждаясь в одобрении своей слушательницы, осведомился:– Надеюсь, вы разделяете это мнение?– Я считаю, что вы прекрасно выражаете идеал большинства здоровых людей. Быть может, человечество и состоит из совершенно здоровых людей, и то, что кажется нам таким далеким, на самом деле необходимо для существования. И потом, – добавила она весело, – вы совершенно правы – если говорить о вас лично, но женщина может рассуждать несколько иначе.– Женщина?– Да, женщина. Даже безоговорочно соглашаясь со всеми вашими положениями, она не может применить их на практике. Для того чтобы разжечь огонь, требуется дерево, но ведь требуется и вода, чтобы это дерево выросло.– Я, должно быть, кажусь вам смешным?– Смешным? Да нет же!– Я ничего не читал, ничего не знаю, а вы… – разоблачал он себя.– Ради всего святого, не сравнивайте мужской деятельной жизни с праздным существованием женщины.– Дело не только в этом.– А в чем же?– Я, видите ли, живу в обществе женщин, которые…Когда мужчина готов сравнивать одну-единственную женщину со всей вселенной и робко преподносит ей эту вселенную на своих трепещущих ладонях, как нестоящий подарок, этой женщине надлежит спросить себя, какова же она на самом деле. Сердце Элен остановилось – правда, на одно только мгновение, – чтобы забиться с новой силой, и она поспешила отвести от себя удар.– Мне не о чем заботиться, у меня нет ни мужа, ни детей, – начала она, стараясь заглушить последние слова Жозефа беспечной болтовней. – Я не говорю об отце – он самый непритязательный человек на свете, или о нашем хозяйстве, которое идет раз заведенным ходом, под присмотром старых слуг. У одинокой девушки куда больше досуга, чем ей требуется.Жозеф смело прервал ее:– Я имею в виду вовсе не то. Женщины, о которых я говорю, просто не способны мыслить. – И добавил: – Но не следует их упрекать за недостаток образования. В этом повинен их образ жизни.«Да он сама доброта», – подумала Элен.– Поймите меня, мадемуазель, им недостает другого, совсем другого.Он вскинул голову, посмотрел вокруг, глубоко вздохнул и вдруг замолчал.Шагах в пятнадцати послышался лай собак. Элен боялась того, что может произойти за эти пятнадцать шагов, но тяжесть молчания казалась ей страшнее всех тревожных ожиданий.Во второй раз она почувствовала на себе пристальный взгляд Жозефа. Но как могла она изменить свою походку, так напоминавшую стройный ход ладьи? Что могла она сделать, чтобы шедший рядом мужчина, первый мужчина, встреченный ею, не начал дрожать, как дитя?
Господин Лепленье всегда гордился своими гриффонами. Путем кропотливого подбора и скрещивания он вывел новую породу. Его питомцы так и назывались: «гриффоны Лепленье». Они получили медаль на лондонской выставке. Владелец Планти нашел даже случай поднести пару своих гриффонов самому господину Тьеру, собственноручное благодарственное письмо которого он охотно показывал посетителям, хотя в глубине души презирал этого злобного карлика.Стоя перед решеткой псарни, он велеречиво и туманно описывал Жюстену достоинства своих собак. Псарни содержались в образцовом порядке. Семь коричневых комков шерсти в непрестанном нервическом движении носились как оглашенные взад и вперед на своих пушистых, словно муфточки, ногах, весело пошевеливая обрубками хвостов. Только черные, как трюфели, носы, малиновые пасти, розовые языки, а особенно сверкающие агатовые, глубоко сидящие глаза, как будто пробуравленное под клочкастыми бровями, придавали этим мохнатым игрушкам сходство с настоящими животными. Они подпрыгивали на месте, точно заводные, и до самозабвения лаяли во славу хозяина.Господин Лепленье любезно познакомил своего юного гостя со специальным устройством собачьих будок, сконструированных все тем же изобретательным Илэром. Крышки подымались на шарнирах, как у ящиков, что облегчало чистку.Однако гриффоны были достаточно грязные с виду, и к тому же от них плохо пахло. На псарне, как и повсюду в усадьбе Планти, чувствовалась какая-то странная смесь небрежности и домовитости, которая поразила Жозефа еще в первое его посещение. На всем была печать некоей старомодной богемы, разительно отличавшейся от той доходящей до безумия страсти, с какой Сара и Гермина отдавались уборке и чистке.Господин Лепленье не получил полного удовольствия. Виной тому была кошка Элен, которая последовала за хозяином и пронеслась, выгнув спину, между сворой псов и посетителями. Гриффоны, разинув пасти, погнались за нею вдоль решетки.Жюстена гораздо больше заинтересовала кошка, чем собаки. Появившийся в нужный момент Илэр сделал ему знак и, отведя в сторонку, показал шесть слепых недельных котят, которые спали в корзиночке, на старой фуфайке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115