Его даже потянуло ко сну. Его никогда так приятно не клонило ко сну, разве только в далеком-далеком детстве, когда бывало, набегавшись до упаду и сытно, ах, как сытно, поужинав, он с трудом добирался до постели, чтобы заснуть блаженным и безмятежным ребячьим сном. Это получилось так неожиданно и здорово, что Наудуса охватило необъяснимое возбуждение, ему захотелось болтать, смеяться, танцевать. Раз у него дело пошло на такое улучшение, значит можно будет продолжать работу с доктором Растем еще по крайней мере несколько дней и заработать еще целую кучу денег. Он вернулся домой и разбудил своего старшего Джерри, а потом и Рози и самого младшего, которого в память его покойного дедушки четыре года тому назад нарекли Матиасом.
– Дети, – сказал он им и взял на руки заспанного Мата, – дети, у меня почти совсем не болит зуб, и я решил по этому случаю задать вам небольшой пир. Вот тебе, Джерри, шоколадка, и тебе, Рози… А этому противному соне, нашему славному Мату тоже припасена шоколадка, и он ее получит, как только окончательно протрет свои синие глазки… Как это замечательно получилось, что я догадался заглянуть по дороге в лавку! Правда, здорово? Вот это ты молодец, Рози, это ты большущий молодец, что так развеселилась! Я ужасно люблю, когда ты смеешься… Чему ты так смеешься, Рози?.. Ого, даже Джерри развеселился! Что тебя так рассмешило, сынок?
– Папочка! – взвизгнула девочка вне себя от восторга. – Ой, папуся, миленький! Как ты потешно вытянул шею! Как верблюд… Ну право же, как верблюд!
– Как верблюд, как верблюд!.. – захлопал в ладоши Джерри и даже порозовел от восхищения. – Нет, как жираф! Как жираф в зверинце!
Сейчас уже и сам Наудус-старший заметил, что он все время вытягивает шею вперед и кверху.
Он подбежал к старому, заплаканному трюмо, криво стоявшему в простенке с отставшими от сырости обоями, чтобы посмотреть, как это выглядит, когда взрослый человек ни с того ни с сего вытягивает шею вперед и вверх на манер жирафа, и удостоверился, что это действительно презабавно. И, кроме того, он обратил внимание на то, что никогда еще в жизни не был так бледен, как сейчас.
Он хотел выпрямить шею и вдруг почувствовал, что не может этого сделать, что он обязательно задохнется, лишь только выпрямит шею.
Он хотел оказать Джерри, чтобы тот взял у него маленького, потому что он чувствует себя не совсем хорошо и хотел бы прилечь, но с ужасом убедился, что не может произнести ни слова: ему словно кто-то пробку загнал в горло.
Он направился к кроватке Мата, чтобы уложить его, а уже потом упасть. Но он не дошел и рухнул на пол…
Если бы доктор Дуглас Раст расспросил ребят о последних минутах их отца и если бы он присутствовал при его вскрытии, ему ничего не стоило бы поставить диагноз, что Сим Наудус скончался от так называемой ангины Людовика…
Но доктор Раст напился мертвецки пьяным, как только узнал о смерти своего медиума и земляка…
С утра жителям Фарабона стали делать противочумные прививки. Соседи позаботились о ребятах Наудуса. Они захватили их с собой на эпидемиологический пункт, уплатили за их прививки из денег, обнаруженных в кармане покойного, привели к себе домой, умыли, накормили, заштопали свежие дырки на их ветхой одежонке и не выпускали на улицу, покуда со всех точек зрения не обсудили их дальнейшую судьбу.
Одно было ясно: ребятам без отца и без матери жить нельзя. Родных и близких у них не оказалось. Тетка Анна-Луиза живет в Мадуа. У нее гостит их мать, бедняжка Бетти. Есть еще холостой дядя в городе Кремпе – это где-то совсем близко от Мадуа. Там же, в Кремпе, и их наследство: тысяча сто кентавров. Соседи узнали об этом из свежей квитанции, найденной в том же кармане, где и деньги, – сто семьдесят два кентавра. Из них хозяйка квартиры, хотя ей, как она заявила, и было очень горько брать деньги у сирот, вычла задолженность за квартиру – девяносто семь кентавров, потому что она понимала, что если сейчас их не получит, то уже должна навеки распрощаться с этим долгом.
Мадемуазель Грэйс, долгоносая экономка доктора Раста, любезно приняла посильное участие в определении дальнейшей судьбы детишек недавнего компаньона ее хозяина. Во-первых, она усмотрела в этом неплохой шанс показаться перед господом богом в самом выгодном свете; во-вторых, она опасалась за судьбу детей доктора Раста. Она опасалась, что, протрезвившись, доктор обязательно заинтересуется судьбой маленьких Наудусов, станет терзаться угрызениями совести (с него станет!) и начнет сорить на них деньгами, как будто у него нет собственных детей. Да еще, чего доброго, он может пожелать взять их к себе, пока не вернется их нищая мамаша, которую мадемуазель Грэйс, правда, видела всего несколько раз, да и то мельком, но которую она тем не менее недолюбливала за ее гордость. Нет, она, мадемуазель Грэйс, даже представить себе не могла без содрогания, как эти оборвыши, эта шантрапа уличная – и вдруг будут запросто играть с детьми настоящего доктора, и как это она – мадемуазель Грэйс, которая вполне свободно могла стать женой доктора Раста (если бы была чуть покрасивей и помоложе и если бы он того, конечно, захотел), будет нянчиться, утирать носы, пичкать едой эту тройку вонючих оборванцев. Все аристократическое нутро мадемуазель Грэйс восставало против подобных предположений. Она была дочерью частного сыщика.
По ее совету и под ее главенством отправилась заранее обреченная на неудачу делегация по определению ребят в приют. В приютах не было мест, не было и не предвиделось. Тем более для не круглых сирот, имевших и мать, и холостого, как будто неплохо зарабатывающего дядю, и не то одну, не то двух теток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154