К 1 декабря конфигурация обороны нашей 9-й гвардейской представляла собой прямой угол, одна сторона которого - от деревни Нефедьево до Селиванихи - была обращена на север, а другая - от Селиванихи через поселок Ленине к селу Рождествено - на запад. В глубине этого угла, примерно в равном (3 - 3,5 км) расстоянии от обеих его сторон, находился город Дедовск. Полоса нашей обороны составляла 16 - 17 км: 258-й полк находился на правом фланге, у деревни Нефедьево, 40-й полк - в центре, у Селиванихи, 131-й - на левом фланге.
Штаб дивизии, как и принято, расположился в тылу, в деревне Желябино, а наблюдательный пункт было решено вынести поближе к передовой. В поисках удобного места для НП мы с Бронниковым выехали в Дедовск. Надо было заодно взглянуть и на текстильную фабрику. Ведь имелся строгий приказ - не оставлять врагу никакого промышленного оборудования, даже заводских зданий. При вынужденном отходе мы были обязаны проследить, все ли оборудование и сырье эвакуировано в тыл, а если нет возможности его вывезти - уничтожить. Ответственность за выполнение этого требования несли командир и комиссар в полосе действия своих войск.
По дороге Бронников рассказал, что с фабрики наш автобат уже вывез в Москву более 500 тонн хлопковой пряжи. Оставлено, по просьбе Федора Михайловича Бойко, лишь несколько кип. Из пряжи делают теплые мешки, вроде спальных, для раненых, чтобы хоть как-то уберечь их от холода на пути в госпитали.
Морозы в те дни стояли жестокие. Над Дедовском, отражаясь в оконных стеклах, опускалось за крыши малиновое солнце. Дым над трубами вставал вертикально, плотным столбом. Значит, ночью столбик термометра покажет градусов тридцать ниже нуля.
Людей на улицах, несмотря на мороз, много. Жители покидали город. С мешками за спиной, с узлами и чемоданами, они вереницей тянулись к станции, к московскому поезду.
Вышел я из машины, догнал старика, который тянул саночки с поклажей, с аккуратно притороченным к ней медным чайником.
- Отец, как проехать к ткацкой фабрике? Он махнул рукавицей:
- Прямо. По левую руку увидишь кирпичные корпуса. Она и есть. Говорят, взрывчатку в нее заложили?
- Кто говорит?
- Люди! Э-эх! Строили-строили, и на тебе...
- Что ж, фашисту ее оставлять?
Старик смотрел на меня выцветшими голубыми глазами, молчал, и я остро почувствовал неловкость, какую-то вину перед ним. Не то я сказал, а нужное слово найти никак не мог.
- Зачем фашисту? - веско проговорил он. - Ты нам ее сбереги. Стань здесь крепко и не отдай. Доколе ж будем пятиться? До Москвы? Так вот она - сорока верст нету.
И дернув саночки, пошел, ссутулясь, к станции.
- Что сказал старик? - спросил Бронников, когда я сел в машину.
- О том, что до Москвы - сорок километров.
- Меньше! - поправил комиссар. - Сорок - это до самого центра, до Кремля.
Остаток пути мы молчали. Я думал о дивизии, ее стойкости. Да, этот рубеж должен быть последним, с него мы не уйдем.
На ткацкой фабрике нас встретил командир саперного батальона военный инженер 2 ранга Николай Григорьевич Волков.
Он доложил, что подготовительные работы закончены, взрывчатка заложена. С Волковым был товарищ в штатском, если память не изменяет, директор фабрики. В цехах, по которым мы прошли, ни души. Пусто, тихо. Все оборудование уже вывезено. Директор рассказывал нам о фабрике, а у самого слезы на глазах:
- Может, погодите взрывать?
Отошли мы с Бронниковым в сторонку, посоветовались. Пришли к выводу: взрывать фабрику лишь в крайнем случае. Ведь преждевременный взрыв может отрицательно сказаться на моральном состоянии бойцов дивизии. Они уже знали: если в тылу подорвали какие-то объекты, значит, командование не исключает возможности нового отступления. А отступать нам теперь некуда.
Комбат Волков получил приказ оборудовать наблюдательный пункт на территории фабрики или рядом - в подходящем помещении. А директору я сказал:
- Фабрику подорвем, если фашисты атакуют мой НП.
С тем и расстались. Ну, а у нас с комиссаром задача простая: "Не давши слова - крепись, а давши - держись".
Конечно, мы тогда не знали, что держаться нам осталось считанные дни, что Ставкой Верховного Главнокомандования уже разработан план контрнаступления, что резервные армии сосредоточиваются на исходных позициях и частично уже введены в бой.
Обстановка в полосе нашей дивизии в первых числах декабря оставалась весьма напряженной. Еще 30 ноября мы вынуждены были оставить три деревни: Дедово, Петровское и Селиваниху. Важное тактическое значение имела Селиваниха. Здесь был опорный пункт нашей обороны. Мы понимали, что противник, овладев деревней, бросит свои танки к Волоколамскому шоссе, к поселку Ленино и далее на Дедовск, Нахабино. В ночь на 1 декабря 40-й полк Коновалова выбил фашистов из Селиванихи, но днем, в 16.30, опять был вынужден отойти, будучи атакован 15 танками и мотопехотой.
40-й полк, как, впрочем, и другие стрелковые полки, за месяц боевых действий сильно поредел. В нем теперь насчитывалось всего лишь 550 бойцов и командиров, 4 пушки и 3 станковых пулемета. И все же было решено в ночь на 2 декабря повторить атаку. Вместе с Коноваловым мы обошли передний край полка, перегруппировали батальоны в соответствии с замыслом - ударить на Селиваниху с юго-запада и северо-востока одновременно. Начальник артиллерии Погорелое вывел в этот район приданный дивизии 871-й противотанковый полк, подготовил огонь 471-го пушечного артполка. Пехоты у нас было очень мало, но артиллерийский кулак получился весомый. Противотанковый полк имел на вооружении 85-миллиметровые зенитные пушки, которые прошивали немецкие танки насквозь, в оба борта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140