С занятием Лебежьей штаб 2 армии и находящейся в нем Верховный Правитель и Верховный Главнокомандующий очутились вне всякой связи с соседними штабами армий и со Ставкой.
С изумлением пришлось узнать, что вся связь штаба 2 армии шла через станцию Лебежью, т. е. не назад, а вбок и даже немного вперед.
Связи назад не было и все просьбы начальника штаба армии об устройстве таковой разбивались об упрямство начальника общего отдела Ставки, который убивал все технические средства связи на подготовку какой-то весьма нелепой сети на случай наступления.
Хорошо еще, что в течение всей ночи красные не догадались перерезать железнодорожные провода, в которые были включены армейские станции и нам удалось кое-что узнать и кое-что передать.
Не без труда удалось убедить Адмирала, что ему нельзя продолжать разъезжать по частям 2 армии, не имея никакой связи с Омском, и что надо переехать в такой пункт, где бы он был связан и с Омском и со всеми штабами армий.
Адмирал крайне рассержен на то, что неожиданный откат левого фланга 3 армии нарушил все расчеты и всю идею "его" наступления, и что теперь придется отнести назад линию развертывания назначенных для наступления дивизий.
Я еще раз воспользовался случаем и опять доложил Адмиралу, что надо повременить с "его" идеей наступления, так как случай с группой Каппеля предупреждает еще раз, что все пределы сопротивляемости частей перейдены, что нервы у них перетянуты и что с такими больными войсками невозможны никакие наступательный операции.
Наступление требует спокойствия и большой выдержки войск; оно требует большой нравственной устойчивости, ибо надо прорывать красные фронты и временами самим быть в положении окруженных. На все это надо смотреть с точки зрения взводов и рот, которые не видят и не учитывают того, что видят и учитывают штабы, и которые реагируют только на то, что видно их глазам и слышно их ушам.
Мне было нелегко бороться с сомнениями Адмирала; я для него тыловой человек, что то в роде интенданта, и притом известный брюзга, критик и пессимист. Он не может учесть того, что за мной стоит опыт на много больший, чем у Дитерихса, Сахарова и кучи фронтовых генералов, взятых вместе; для него доклады Дитерихса и Сахарова непоколебимая правда, так подходящая к его бурной натуре, восстающей против дождя неудач и жаждущей все это перевернуть на путь успеха.
После часового разговора очень расстроенный Адмирал спросил меня, что делать, если не наступать; я доложил опять, что надо все расстроенные дивизии за Ишим, спешно отрекогносцировать и укрепить восточные берега и на укрепленных позициях задержать красных до тех пор, пока мы не произведем необходимый организационные реформы, выправим настроение и снабжение армий, наладим резервы и укомплектования и, вообще, приготовимся к настоящей наступательной операции с полной надеждой на успех. Я не хотел пугать Адмирала, высказывая свое мнение, что эта готовность будет не ранее следующей весны; мне было необходимо только попытаться сломать, и прочно сломать, навязанную ему веру в необходимость скорого наступления.
Одновременно с укреплением линии Ишима надо продолжать отход фронтовых дивизий к этой линии, избегая ежедневных, изматывающих войска стычек, под прикрытием арьергардов из более стойких частей.
По отходе за Ишим, занятый к этому времени отдохнувшими частями, передовые дивизии составят резервы оборонительных участков, что позволит им также отдохнуть. Одновременно надо использовать конницу, бросив ее глубоким набегом в тыл и на сообщения красных (очень жалко, что Каппель заболел дизентерией, что снимает его кандидатуру на командование конницей).
В конце беседы очень взволнованный Адмирал сказал мне, что многое из сказанного мной кажется ему убедительным, и он еще поговорить с Сахаровым и пересмотрит уже принятое решение по поводу наступления.
Переговоры с Сахаровым грозят свести на нет все мои усилия.
Первый удар успеху моего доклада был нанесен приехавшим к Адмиралу начальником конной группы генералом Волковым, настроенным очень воинственно и сразу поднявшим наступательные тенденции Адмирала. Уже тут я понял, что моя борьба проиграна и что наступления мне не остановить.
После обеда понеслись на станцию Макушино, но нашего поезда там не нашли, т.к. ввиду угрожаемого положения этой станции его отправили на станцию Петухово; тут узнали, что группа Каппеля продолжает катиться назад и вместо нее экстренно выдвинута на левый фланг Ижевская дивизия.
На станцию Петухово к Адмиралу явился Сахаров; сначала он был очень смущен, докладывая об откате своего левого фланга, но скоро оправился и сделался хозяином положения. В частности доложил, что из подслушанного на линии разговора между красными штабами, стало известным, что налет на Лебежью был произведем, отрядом известного Уральского партизана Катирина, хотевшего захватить штаб 3-й армии; как человека - я пожалел бы Сахарова, если бы его захватили красные, но был бы доволен, если бы этот горе-полководец исчез с нашего стратегического горизонта.
Под влиянием Сахарова и общего шторма, вызванного переводом поезда на станцию Петухово, Адмирал быстро вернулся к своему наступательному настроению и продолжал злиться на красных и на группу Каппеля за то, что нажим первых и отказ второй сорвал весь его план наступления и все надо наново переделывать.
Решено вернуться в Омск; моя поездка с адмиралом кончилась довольно быстро; оптимистических впечатлений из нее я не вынес; зато убедился, что эти поездки совершенно бесполезны для дела;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128