Все они большей частью были игрушками, движения которых управлялись его рукой. Было, однако, и несколько исключений, и между ними я назову г. Теткова и г. Станчова, - к ним обоим я питаю - глубокое уважение. Первый был выдающейся личностью. Сын крестьянина, он в юности был революционером и интимным другом Стамбулова. Во время руссофильской реакции, последовавшей за убийством последнего, он вел ожесточенную газетную кампанию против князя, с которым он, однако, примирился в 1899 г. Сделавшись первым министром, он был самым добросовестным и патриотически настроенным из болгарских государственных людей, и был одним из немногих, осмеливавшихся откровенно выражать свое мнение государю. К несчастью для Болгарии, его убили в 1907 г. Г. Станчов, с другой стороны, был высоко культурный человек, который последовательно служил дипломатическим агентом в Бухаресте, Вене и Петербурге. Он смотрел на вещи гораздо шире и космополитичнее большинства его соотечественников. Когда он был министром иностранных дел, у нас с ним установились очень сердечные отношения, и только благодаря его примирительному настроению переговоры о заключении торгового договора, которые я вел, кончились благополучно. Позднее он был болгарским послом в Париже и в начале Великой войны имел мужество предостеречь короля Фердинанда, фаворитом которого он был, от рокового шага, который он собирался предпринять. За этот поступок он лишился любви короля и впал в полную немилость. Его назначение болгарским послом в Лондоне дало мне приятную возможность возобновить старую дружбу.
Когда я в конце мая 1909 года покидал Софию, я получил от общественных деятелей почти всех партий так много выражений симпатии к моему отечеству и благодарности за услуги, оказанные Великобританией Болгарии во время недавнего кризиса, что если бы мне тогда сказали, что менее чем через 10 лет Болгария будет воевать с Англией, я бы этому не поверил. В этом отношении, как я постараюсь показать это позже, не совсем на высоте оказалась дипломатия Согласия.
После бурной Софии Гаага оказалась тихой гаванью, воды которой не волновали никакие политические потрясения, как на далеких Балканах. За исключением случайных заседаний по такому волнующему вопросу, как векселя, или собраний арбитражных комиссий, там больше делать было нечего. Но в Болгарии у меня было такое множество постоянных кризисов, всегда сопровождавшихся угрозой войны, что я был рад тому, что пользовался досугом, который я мог посвятить изучению такой интересной страны, как Голландия, посещению ее живописных старинных городков, осмотру ее сокровищ искусства, ее исторических памятников и блужданию по морю вечно меняющихся пышных красок, в которые превращаются ее поля во время цветения тюльпанов.
Благодаря близости расстояния можно было обедать в посольстве в Гааге, а завтракать на утро в Лондоне. Поэтому мы часто посещали Англию. На Дункастерских скачках в сентябре 1909 года я в последний раз видел короля Эдуарда. Рассказав ему, как мы там счастливы, я заметил, что жизнь в столице Нидерландов настолько тиха и безмятежна, что я боюсь кончить, подобно сказочному герою из сказки "Сонная пещера", - проспать оставшиеся годы моей дипломатической карьеры. "Не думайте так, - сказал его величество, что-нибудь еще случится". Несколько месяцев спустя после смерти короля Эдуарда случилось то, что предсказывал его величество, и я получил следующее письмо от сэра Эдуарда Грея.
Министерство Иностранных Дел.
Июля 16-го, 1910 г.
Мой дорогой Бьюкенен! Перевод сэра Артура Никольсона в министерство иностранных дел освобождает вакансию в Петербурге. Эта должность имеет огромное значение, так как, хотя в настоящее время наши отношения с русским Правительством хороши, есть вопросы, вызывающие трения между обоими правительствами и требующие поэтому постоянного такта и ловкости со стороны посла в Петербурге. Я уверен, на основании того, что я видел сам и что я слышал от людей, более меня опытных в дипломатической службе, что вы с успехом займете пост посла в Петербурге, и, если вам он подходит, я буду рад рекомендовать вас на него.
Искренне ваш Э. Грей.
Я никогда не смел мечтать о таком важном посольстве и, поблагодарив сэра Эдуарда за этот явный знак его доверия, я выразил надежду, что окажусь достойным его и не обману его ожиданий.
Глава VIII.
1911
Отношение России к Германии и Австрии. - Моя первая беседа с императором Николаем. - Потсдамское соглашение и его происхождение. Персидский кризис. - Претензии России на расширение ее морской юрисдикции. Случай Поваже
Хотя отношения между обоими правительствами и были теплыми, как это указал сэр Эдуард Грей в его письме ко мне, однако между Россией и Великобританией нависла тень прежних раздоров и недоразумений. Все еще не рассеялись взаимные подозрения, с которыми они в течение более чем полустолетия наблюдали за политикой друг друга. Англо-русское соглашение началось в 1907 г. Оно основано на несколько неясном документе, который, обязав обе державы поддерживать целость и независимость Персии и определив их сферы влияния в этой стране, ничего не упоминал об их отношениях в Европе. Устранив опасность, чтобы Персия послужила яблоком раздора между ними, он в то же время связал их теснее и проложил дорогу для будущей совместной работы в европейских вопросах. Он оказался с этой стороны даже более успешным, чем та часть подписанного документа, которая относилась к примирению их враждебных интересов в Персии, которые, несмотря на это соглашение, даже накануне великой войны вызывали постоянные трения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134