.. К окопчику подполз адъютант комбата и протянул полученную шифровку с новым приказом командования.
* * *
Миновало еще больше суток. Несухоеже переходило из рук в руки. Тем временем наши батальоны начали сосредоточиваться у села Колодница, что в пяти километрах восточнее Ковеля. Партизаны Маликова ворвались на западную окраину города. Несмотря на долгие изматывающие бои, настроение у людей превосходное, все готовы к штурму.
И все же операцию пришлось прекратить.
Дмитрий Рванов вздохнул и, сделав последнюю отметку, убрал со стола карту.
- Но мы дерзали! - тихо произнес Дружинин.
Я понял, о чем думал сейчас Владимир Николаевич, и, наверно, не один он. Да, пришло время, когда партизаны уже могли вести наступление на такой крупный, стратегически важный пункт, как Ковель! Лишь неблагоприятно сложившаяся обстановка и желание сохранить свои силы, избежать лишних жертв заставили нас отказаться от штурма этого города.
Главная беда заключалась в том, что был утрачен момент внезапности нашего наступления. Противник успел приготовиться к обороне и наращивал свои силы. Из Польши гитлеровцы подтянули новые резервные части - один пехотный и один кавалерийский полки. По-прежнему против нас действовали артиллерия, танки, авиация, а мы поддержки так и не дождались. Наверно, где-то на других участках самолеты были нужнее...
К чувству досады, неудовлетворенности тем, что начатое не пришлось довести до конца, все же примешивалось радостное, бодрящее ощущение нашей собственной силы, гордости за то, что нам удалось сделать. Как-никак мы здорово поколотили фашистов! Очень здорово! Не они нас, а мы их.
Вот доказательства. За время операции немецко-фашистские войска потеряли только убитыми 1103 солдата и офицера, пленными 30. Бандеровцы потеряли 118 человек. Потерн партизан - 95 убитыми (по нашему соединению 65), 115 ранеными (по нашему соединению - 84). Уничтожено партизанами в боях: вражеских танков - 2, автомашин - 58, складов с боеприпасами - 7, других складов - 10, понтонов - 2, автокухонь - 2, телефонный узел и так далее. Взяты солидные трофеи.
Рванов спрятал карту, Маслаков свертывал узел связи... Вот сейчас все мы выйдем на улицу, и наш КП в селе Верхи снова станет обычной крестьянской хатой. В окна видно, как мимо шагает партизанский батальон, шагает весело, бодро, с гармонью и песней.
Часть наших подразделений уже получила приказ расположиться на правом берегу Стохода, чтобы удерживать здесь переправы до подхода Красной Армии. Все мы были уверены, что очень скоро партизанам и армейцам все же доведется воевать вместе, плечом к плечу.
СМЫТОЕ ПЯТНО
О том, что в бою под Несухоеже в числе других равен Негнемат Маханов, доложил мне капитан Дроздов.
- Маханов... Маханов... - старался припомнить я партизана с этой фамилией.
- Севастополец, - подсказал капитан.
- Ах да, тот морячок! - кивнул я, сразу многое восстановив в памяти. - И хорошо он дрался?
- Отлично! По-севастопольски...
Неудивительно, что о ранении Маханова услышал я от капитана, возглавлявшего нашу группу дальней разведки. С Негнематом Махановым и Устином Дроздовым связана целая история, о которой хочется рассказать.
Осенью партизанская застава на Стоходе задержала и доставила к нам в штаб двух человек, одетых в немецкую форму. Оружия они не имели, знаки различия с кителей были сорваны. Оба задержанных говорили по-русски. Еще на заставе они сообщили, что дезертировали из РОА - "русской освободительной армии", как называл свое презренное войско предатель Власов.
При допросе старший из доставленных в штаб назвался Федором Прокофьевичем Силкиным, тридцати четырех лет, бывшим капитаном одной из стрелковых дивизий, оборонявшей до последнего дня Севастополь. Силкин широк в плечах, нетороплив, его простоватое лицо изрезано глубокими морщинами. Второй перебежчик - на вид лет двадцати трех, стройный, черноволосый, с крепкими монгольскими скулами. Он назвал себя татарином Негнематом Хабибуловичем Махановым, бывшим лейтенантом морской пехоты, тоже участником Севастопольской обороны.
- С Федором мы познакомились еще на мысе Херсонес, когда фашисты прижали нас к самому морю, - рассказывал Маханов. - Вместе были в боях, вместе попали в плен, вместе прошли многие пересыльные пункты и лагеря. Последний концлагерь - самый страшный! Пленным там прямо сказали: или в РОА идите, или насмерть заморим голодом... Десять дней сидели без всякой жратвы... Чувствую, еще день - и протянемся! "Будем помирать, Силкин?" спрашиваю. "Обожди, брат, - отвечает. - Мертвыми мы России не нужны, мертвых у нее и так уже много... Вон в одном Севастополе сколько их осталось! А живыми, может, еще и пригодимся для дела". И решили мы пойти в это паскудное войско, лишь бы к партизанам нас поближе доставили... Понимаем, что на нас пятно. Смоем! Хотим смыть...
- Где находится полк, из которого вы дезертировали?
- В Бресте.
- Какие настроения в полку?
- Да в полку почти все не по своей воле и рады бы уйти к партизанам!
Подтвердил это и Федор Силкин.
Показания перебежчиков нуждались в тщательной проверке. Но пока мы могли проверить только одно: верно Ли, что Силкин и Маханов - участники обороны Севастополя.
В штаб вызвали Устина Дроздова.
Вошел молодой подтянутый капитан. Непослушные волосы цвета спелой соломы выбивались из-под его пилотки. Все 250 дней героической обороны Севастополя капитан Дроздов был среди ее участников. Когда немцы добрались до Херсонесского маяка, Устин с горсткой однополчан продолжал отстреливаться из пещер, вымытых водами Козацкой бухты у подножия мыса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132