Да и комбат меня заверил, что подобного больше не произойдет. И действительно, как показали дальнейшие события, батальон дрался отлично.
Пожелав удачи командирам и бойцам, я пошел к броневику, который остался на обратном скате одного из барханов. Японцы, по-видимому, заметили меня и открыли минометный огонь. При разрыве первых мин я тут же лег. Переждав немного, поднялся и снова побежал в сторону броневика. Враг тут же повторил огневой налет. Я снова упал. Рядом разорвалась мина, засыпав меня песком. Но все прошло благополучно. Теперь до броневика оставалось недалеко. Решил преодолеть это расстояние броском. Вскочив, но успел сделать лишь несколько шагов - осколки мины настигли меня. Упал как подкошенный. В первое мгновение показалось, что правая нога оторвана. Попытался приподняться, но это не удалось. Рана, как потом выяснилось, оказалась серьезной: была повреждена кость. Но тогда, под огнем врага, я еще не знал этого и снова попытался встать. Не получилось, только дал понять японцам, что жив, и они открыло пулеметный огонь. Я пополз вверх, хотя каждый сантиметр давался с большим трудом. И вдруг услышал голос:
- Товарищ полковник, вы ранены?
- Ранен, - ответил сквозь зубы, - и, кажется, здорово... Ко мне подполз наш воин и представился:
- Красноармеец Попов, связной командира первой стрелковой роты. Он послал меня помочь вам, когда увидел, что вы упали и не встаете.
- Ну так помогите побыстрее.
- А куда вы ранены? - спрашивает боец.
- В ногу. Но сначала посмотрите, нога на месте или нет.
- На месте, но надо вас перевязать.
Попов затащил меня в углубление и стал оказывать первую помощь. Он разрезал сапог, брюки, достал из кармана новым чистый носовой платок, который хранил в гимнастерке, по-видимому шефский подарок, наложил платок на рану, ногу обернул моей же портянкой, брючным ремешком закрепил, а поясным ремнем, как жгутом, перетянул ногу. В горячке оба забыли, что у нас в сумках противогазов есть бинты, и не воспользовались ими. Я был рад, что перевязка сделана, кровь остановлена.
Теперь Попову предстояло самое трудное - вытащить меня из-под огня. И боец-то небольшого роста, не в обиду ему сказать, щупленький, а откуда силы у него взялись! Потащил меня. Благо начали сгущаться сумерки и японцы уже не могли разглядеть нас.
- Куда же ты меня волочешь? - спрашиваю красноармейца, видя, что не к броневику.
- Тут недалеко, за барханами, находятся танкетки, товарищ полковник, туда вас и доставлю. Там вам настоящую помощь окажут.
Настойчиво, хотя и медленно, мы продвигались по направлению к танкеткам противотанкового дивизиона нашей дивизии. Попов, обливаясь потом, тащил меня и свою винтовку. Я лежал на его спине, по возможности помогая здоровой ногой. Левой рукой обнял его за шею, в правой держал револьвер на всякий случай. Когда мы добрались до противотанкового дивизиона, там оказался врач, который сделал мне перевязку по всем правилам. После этого на одной из танкеток меня отправили на командный пункт вверенного мне полка, а оттуда на санитарной машине в ближайший госпиталь в районе Хамар-Дабы.
Ранение оказалось слепое, осколок ушел в таз. Операция была сложной. Несколько раз я слышал фамилию, которая мне запомнилась. Операцию делал Ахутин. Несмотря на все его старания, осколок он извлечь не смог. Так и остался он у меня на всю жизнь.
На рассвете следующего дня меня перевезли в госпиталь в районе Тамсаг-Булака. Это был уже тыловой госпиталь. Первую перевязку после операции мне сделал рослый, красивый мужчина, с большой шапкой седых волос, с мужественным лицом и золотыми руками хирурга. Мне шепнула сестра, что это профессор. Перевязка была очень тяжелой. Потому, видно, он и делал ее сам. Мне казалось, что меня жгут раскаленным железом.
- Профессор, ну зачем вы меня еще жжете, мне и так больно, - сказал я.
- Что вы, успокойтесь, - сказал он. - Я вас ничем не жгу, а расчищаю рану, в которой остались еще, несмотря на хорошо проведенную операцию, отдельные кусочки от вашей гимнастерки или брюк. Вот я удалю все, и вы почувствуете себя лучше.
И действительно, после этого мне стало много легче.
Уже впоследствии я узнал, что мне посчастливилось попасть на операционный стол к Николаю Николаевичу Еланскому, в то время уже доктору медицинских наук, профессору, а впоследствии ставшему заслуженным деятелем науки РСФСР, лауреатом Государственной премии СССР, Героем Социалистического Труда, генерал-лейтенантом медицинской службы.
Будучи начальником кафедры военно-полевой хирургии Военно-медицинской академии имени С. М. Кирова, он слал одним из организаторов хирургической помощи раненым при боевых действиях на реке Халхин-Гол.
В годы Великой Отечественной войны Еланский был главным хирургом ряда фронтов, а в 1947 - 1959 годах - главным хирургом Советской Армии.
Но все это уже было позже, а тогда, в августе 1939 года, повторяю, меня поразило мужественное и в то же время доброе лицо с живыми, внимательными глазами, в которых сквозили чуткость и участие, свойственные характеру этого человека, а главное - золотые руки хирурга.
Кстати, у него я и поинтересовался, что за человек делал мне первую операцию в госпитале, что располагался близ передовой в районе Хамар-Дабы. Я запомнил лишь фамилию - Ахутин.
- Это мой коллега, - с теплотой в голосе пояснил Еланский. - Михаил Никифорович Ахутин до недавнего времени был профессором Хабаровского мединститута, там он возглавлял кафедру оперативной хирургии. А теперь начальник кафедры госпитальной хирургии академии. Блестящий хирург, доктор медицинских наук. Можно сказать, он спас вам ногу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88