Я не должна была этого говорить.
Он серьезно взглянул на нее:
— А, понимаю… Великолепно! Можно позавидовать вашему острому глазу. Вы решили, что Трестка раздражает меня оттого, что ухаживает за панной Ритой? Вы в самом деле могли так подумать?
Стефа быстро пошла вперед, злая на себя и на него. Ничего не отвечая, оно обрывала лепестки мальвы, которую держала в руках. Так и не дождавшись ответа, Вальдемар пожал плечами.
— Вы меня порой так раздражаете, что я не могу говорить спокойно! Почему вы ничего не ответили, пани Стефания?
— Не хочу раздражать вас еще больше. Да и сказать мне нечего.
— Ну вот! С вами говорить невозможно!
— Я вам и не навязываюсь.
Он нахмурился, губы задрожали от гнева!
— Вы несравненны! — бросил он, не скрывая иронии.
— Должна же я с вами в этом сравняться.
— Ну, я — другое дело…
— Конечно. Вы — весь в острых углах.
— Нет. Дело не в острых углах, а в угле зрения. Они остановились у веранды.
— Что это, вы опять ссоритесь? — спросила панна Рита, видя румянец на щеках Стефы и волнение Вальдемара.
— О нет! — возразил он. — Я просто объясняю пани Стефании, что женщина должна обладать быстротой ума, схватывать все вокруг нее происходящее, словно мотыльков в сачок.
— Прежде всего женщина должна быть пикантной, — вынес приговор Трестка.
Такой, как я, правда? — чуточку нервно рассмеялась панна Рита.
Трестка стал распространяться о женщинах, а Вальдемар, искоса глянув на Стефу, прошептал:
— Пикантной? Что ж, она этого не лишена… Но тут вмешалась панна Рита:
— Когда же вы нас свозите в Глембовичи? Вы так давно обещали…
— Я не назначал дня. Все зависит от вас. Глембовические ворота для вас всегда открыты.
— Ну что же, тогда созовем военный совет с участием вашего дедушки и пани Идалии и обсудим все серьезно и обстоятельно. Пойдемте.
Панна Рита и Трестка пошли впереди. Когда Стефа входила в дверь, идущий позади Вальдемар сказал, понизив голос:
— Я несказанно рад, что вы навестите Глембовичи. Приглашаю вас особо. Все, кроме вас, знают мою обитель.
— Благодарю, — ответила она отстраненно.
— Вы сердитесь на меня? — заступил он ей дорогу. Стефа подняла на него глаза:
— Пан майорат, разрешите пройти.
— Не разрешу, пока не ответите: сердитесь вы на меня или нет?
— Нет.
— Позволю себе усомниться в искренности вашего ответа. Каюсь, я чем-то задел вас, но я был зол. Прошу меня простить. Вы не дадите мне руку в знак примирения?
Панна Рудецкая протянула ему руку, и Вальдемар, низко склонившись, поцеловал ее ладонь.
Они не заметили стоявшей на лестнице панны Риты, но она видела их.
Сдержанным тоном она сказала:
— Коли уж мир заключен, пойдемте ужинать. Идалька ждет. Нынешние вечера чересчур уж дурманящие, особенно там, в мальвовой аллее…
— Что, граф Трестка объяснился в любви? — резко спросил Вальдемар.
Рита побледнела.
— Нет, но, может… я с ним объяснюсь, — быстро ответила она и, шелестя шелковым платьем, почти побежала в столовую.
Кровь, пульсируя, ударяла Стефе в виски.
XVI
После полудня, когда солнце начало клониться к закату, небольшая группа всадников показалась на узкой тропинке меж пшеничными полями, где работали жатки. Панна Рита сидела на рослом фольблюте, в черной амазонке и шляпке для верховой езды с видом триумфаторши. Следом, в английской шапочке, — Трестка. Второй парой были Вальдемар и Стефа. Он в элегантном костюме и черных высоких сапогах со шпорами, какие носили еще наполеоновские офицеры, сидел на чистокровном арабском кауром жеребце. Стефа, в темно-синем платье английского покроя и маленькой шляпке, уверенно держалась в седле. Под ней была принадлежавшая Вальдемару каурая арабская лошадка Эрато.
— Вы уже ездили верхом? — спросил он. — На дебют это не похоже.
— Ездила, но в мужском седле и на пони. На такую великолепную лошадь села впервые.
— Вы сущая амазонка, можете мне поверить, — резюмировал граф Трестка. — Уж я-то разбираюсь.
Стефа взглянула на Вальдемара, словно говоря: «Ну что с ним прикажешь делать?»
Поняв заключенный в глазах девушки немой вопрос, Вальдемар усмехнулся и кивнул. Однако Стефа все же повторила вопрос вслух:
— Я хорошо сижу?
— Отлично! — усмехнулся Вальдемар.
На лице Стефы вспыхнул румянец. Казалось, оно расцвело. Она сильно ударила лошадь хлыстом, и Эрато рванулась вперед. Взвихрилась пыль, панна Рита вскрикнула, Трестка закричал вслед Стефе:
— Натяните поводья, крепче, крепче!
Но Вальдемар уже пустил жеребца галопом. Казалось, Аполлон не касается земли. Следом поскакали два конюха, державшиеся до того позади, но Рита задержала их жестом:
— Если майорат не догонит сам, то и вы ничего не сделаете, только еще больше испугаете лошадь.
И тем не менее все быстро двинулись следом. Но Стефа и Вальдемар уже скрылись в облаке пыли. Эрато, прижав уши, неслась по дороге, Аполлон ненамного отставал от нее. Вальдемар не сводил глаз со Стефы, но, видя, что она крепко держится в седле, скакал молча, чтобы еще больше не испугать лошадь. Наддав, он поравнялся с Эрато, ухватил ее удила. Почуяв сильную руку, лошадь замедлила бег. Тогда только Вальдемар не выдержал:
— Хорошенькое дельце! Нужно же мне было похвалить вашу езду!
Чуть побледневшая и испуганная, Стефа весело улыбнулась ему:
— И все же вам придется меня похвалить — я же удержалась в седле, даже вынув ноги из стремян.
— Нарочно?
— Да, на всякий случай.
— Ну, знаете! Неплохо для новичка… Браво-браво! А я-то гнал, как сумасшедший. Волосы встали дыбом, когда подумал, что с вами может случиться.
Стефа заметила, что он и в самом деле был бледен и взволнован. Она хотела подать ему руку, но, видя, что его руки заняты поводами обеих лошадей, горячо шепнула:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33