И эта тревога, беспокойство природы передались нам, ее детям.
- Что ты имеешь в виду?
Приподнявшись на локте, я заглянула ему в лицо.
- Ты знаешь...
Он притянул меня к себе.
- Зачем нам расставаться?
Я укрылась в его объятиях. Нельзя сказать, что его слова были для меня неожиданны, только все равно стало страшно.
- Ты же знаешь, у меня есть Саша...
- Да пошел он к черту, твой кретин! - неожиданно разозлился Митя. Какой он муж? Не разбудить такую женщину!
- Мы, наверное, просто не подошли друг другу, - пробормотала я. Физически не подошли.
- Просто... - зло хмыкнул Митя.
- Чего же ты сердишься?
- Прости... Господи, до чего жаль наших несчастных женщин! Ведь дикие мужики вокруг! Ничего не знают, не умеют и, главное, не хотят - ни знать, ни уметь. Осчастливил раз навсегда: женился, а там хоть трава не расти.
- Может, я фригидная женщина.
- Это ты-то фригидная?
Митя засмеялся, и засмеялась я.
- Да нет фригидных женщин, почти нет! - Он бухнул кулаком по тахте, веселость его исчезла. Он был теперь гневен и по-настоящему зол. - Есть неумелые, невежественные мужчины! Что такое настоящая близость, они и понятия не имеют. В этом - половина нервных расстройств, это я тебе как врач говорю.
Он принялся рассказывать случаи из своей и Юриной практики, а я слушала, кивала и печально думала, что при всех его знаниях, всем умении свою жену он тоже не удержал. И как-то мне было обидно и, пожалуй, неловко: уж очень хорошо знал он женскую психологию, да и физиологию тоже, и сейчас, при мне, раскладывал по полочкам нашу затаенную женскую суть... А Митя (нет, все-таки женская ранимость неведома даже ему, психологу), воодушевившись, врезал такой вот примерчик:
- Вот приехал я к тебе в Самару, так?
- Так.
Во рту у меня пересохло.
- Ты меня встретила и растерялась: отвыкла.
А мне-то казалось, он не заметил.
- Ну дал я тебе время: душ, завтрак, то да се, а ты все равно как замороженная. Вот я и рассказал тебе про то давнее лето: ночь, танцы, Наташа, душистое сено. И ты меня захотела!
Да что же это? С ума он сошел, что ли?..
- ...Мне кажется, ты забыл про любовь, - дождавшись паузы, сухо сказала я. - Ни знания, ни восхваляемое тобой искусство, представь себе, ее не заменят.
Митя быстро взглянул на меня и осекся на полуслове.
- Ты обиделась, Люсенька? Но я же не думал... Я не хотел... Конечно, любовь - самое главное! Но ведь и уметь надо, и надо знать, понимать женщину - вот что хотел я сказать. Прости меня, дорогая моя! Ну я дурак, прости!
Ему еще долго пришлось меня успокаивать. А дождь все шумел за окном, в комнате стало совсем темно, и в конце концов я почему-то расплакалась. Митя растерялся, засуетился, напоил меня чаем, и я уснула.
Проснулась к вечеру. По-прежнему ревел за окнами шторм. Горела настольная лампа. Наброшенный сверху платок заслонял ее неяркий свет. Митя что-то писал. Вставать не хотелось. Было уютно, легко, смущение и обида ушли со слезами, утонули во сне.
- Пора готовить ужин, - шевельнулась я. - Скоро Юра придет.
- А, проснулась?
Митя отодвинул стул, встал, подошел ко мне, сел на тахту.
- Поспала немного? Хочешь еще поваляться?
Сделав над собой усилие, я встала. Надев халат, спустилась в кухню, поставила на огонь воду. Сегодня на ужин деликатес - каша. Гречку привезли из Москвы и расходуем очень бережно.
Митя спустился за мной следом.
- Ух ты-ы-ы, как пахнет!
Он с тревогой, искоса поглядывал на меня, но к разговору не возвращался. Уселся верхом на стул и с удовольствием наблюдал, как я кашеварю.
- Переезжай ко мне, солнышко, - ласково сказал он. - Будешь так вот хлеб резать.
- А институт?
- Подумаешь... У нас, в Москве, что ли, нет институтов? - Он явно обрадовался, что я молчу о Саше. - Уж как-нибудь найдем тебе место.
- Место... - уязвленно протянула я. - Разве только в нем дело? А как же Алена?
- Так, может, самое время забрать ее из Самары? Пока она не схватилась с милицией врукопашную.
Прямо зло берет: что он, в самом-то деле? В качестве кого поселюсь я в Москве?
Так я и спросила.
- В качестве жены, конечно, - тут же ответил он.
Ну вот, опять!
- У меня уже есть один муж, - резко, даже, пожалуй, грубо отрезала я.
- Да какой он тебе муж? Ничего себе, спутник жизни! - заорал в ответ Митя. - Отвалил на край света, а ты тут как знаешь!
- Уж какой есть, - проворчала я. - Все равно - муж.
- Вот как? - совсем рассвирепел Митя. - А я для тебя кто? Развлечение?
- Эй, что за шум? Промок как собака.
Это пришел Юра. Вовремя, надо сказать, пришел: не знаю, что бы мы наговорили друг другу. Может, из-за грозы - совсем осатанела к ночи, может быть, из-за шторма - грохотал, как курьерский поезд, а может, из-за того, что стремительно таяли дни нашего здесь пребывания и мы скучали друг о друге заранее.
Мы уселись за стол, и Митя мне назло отказался от каши:
- Спасибо, сыт по горло.
Но потом не выдержал искушения: друг его поглощал дефицитную гречку с похвальным рвением и просил добавки, да и я от Юры не отставала.
- Эй вы! - завопил отказник, когда, наклонив кастрюлю на бок, я стала выбирать остатки. - А мне-то, мне?
И мы все трое расхохотались.
Двадцатое июля
Приближается мой любимый месяц - август, канун сентября. И чем ближе сентябрь, тем нетерпеливее ожидание. Накануне первой лекции обязательно иду в парикмахерскую - стригусь, крашусь, дома еще раз просматриваю конспекты, зачеркиваю вчерашнее, дописываю самое новое.
Не важно, что промышленное производство тех или иных конструкций развернется (если вообще развернется) лет через десять, они, мои студенты, все равно должны об этих конструкциях знать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28