Где же тот стеклодув, надувающий потные, красные щеки,
взвивающий пламя лиловой разрухой?
Суше стала вода, каменистей земля, да и воздух черствеет и тает.
Ясный свет, отбегая от глаз, уходя через правую руку, —
превращается в букву — шелестит,
загибающимися в пепел, исписанными листами.
15 мая 96
ДОРОГА № 9

Два баритона и сопрано
сопровождают неустанно
огней и мрака нарастанье
гармоний сладостным рыданьем
в дожде, дорогой № 9,
влекущей их сейчас на север,
в виду подстриженных газонов
над потным зеркалом Гудзона.
Стеклом сползали навзнич капли,
деревья, отлетая, зябли,
и справа, как отрытый череп,
затеплился Нью-Йорк вечерний.
Была вселенная огромна,
она отсвечивала скромно
кантатой Себастьяна Баха
одна над уровнями праха.
И в ней печалятся скитальцы,
у них на отпечатках пальцев
галактики ее петляют
пока машина их виляет.
Она хранила их мгновенье,
свои перебирая звенья,
и разрешая им подспудно
жить отголоском контрапункта.
Столпотворенье стен и света
ударилось в них как комета,
что долго в небе нарастала,
и их не стало,
как всех, кто были: мимоезжих,
мимоидущих — не коснуться, —
не надо плакать об ушедших,
они еще сюда вернутся.
28 мая 96
x x x

Мне жизнь, как кинохронику прокрутят
перед громадным фильмом, — в данном зале
положено помалкивать, что будет
еще ведь никому не показали,
но явствует: немного потерпите,
к дирекции имея снисхожденье,
прикидывая; кто же вы? глядите
вперед — сновидец вы, иль сновиденье?
Я не пенял на качество сеанса,
или соседей, семечки клюющих,
ни на обрывы пленки, я ни разу
не заслонил вам шапкой жаркий лучик,
мне даже пыль здесь кажется волшебной —
ее несуетливое сверканье
в луче, захватывающем души в бездну,
как летний ветер полный светляками.
Стрекочет за затылком кинопленка,
играют мышцей мускулистые герои
и беззащитная улыбка клоуна
сквозит, как бабочка сквозь небо голубое.


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27