- Господи, пару раз он что-то такое и подавал... - прошептал Йене.
- Пойдешь впереди, - велел я. - Ну и ругайся...
- Понятно.
Едва мы вышли в основной коридор, как Йене возвысил голос:
- Это еда? Это суп? Свинья не станет есть такие помои!
- Ой-ля-ля! - воскликнул я. Уж очень запомнился мне прощальный
выкрик Пьера. - Это суп! Это галлийский луковый суп! Вкусно!
- Вкусно? Попробуй сам! Съешь при мне тарелку этого супа! - ревел
Йене. - Даже арестантов нельзя кормить помоями! А ты сварил это для
нас! Для своих братьев! Никто не будет такое есть!
- Это можно есть! - отбивался я. То ли в образ вошел, то ли азарт
охватил, но мне и впрямь хотелось переспорить Йенса. - Горячий суп! В
Галлии все едят такой суп!
- Никто не станет это есть! Тут помои! - Йене потряс котелком,
выплескивая горячую жижу на пол. - Пусть брат Луиджи посмотрит на это!
В яростной перепалке мы и дошли до второго поста. Это тоже была
ниша в стене коридора, но внушительная ниша, и там стояло два ярких
ацетиленовых фонаря. Пятеро монахов зачарованно взирали на наше
маленькое шествие.
- Посмотрите, что он сварил! Душегуб! - яростно закричал Йене,
брякая котелок на стол перед охраной.
- Спаси Сестра, - прошептал один из монахов, складывая руки
лодочкой. - Какой кошмар...
Кто-то, самый любопытный, наклонился к кастрюле. Йене поднял ее,
почти утыкая монаху в нос. Уж не знаю, что он там узрел, но лицо его
позеленело, он схватился за горло и бросился вон - в маленькую дверку
в нише.
- Я хочу, чтобы брат Луиджи увидел это! - крикнул Йене. - И пусть
Пьер сам съест свои помои!
Сообразив, что зря перевел внимание на меня, монахи начали было
поднимать головы, Йене крикнул:
- Тут плавают черви! Большие черви! И мы бы это ели!
Видно, хорошо кормили святых братьев в Урбисе - новость оказалось
для них слишком тяжелой. С перекошенными лицами они отстранились от
Йенса, трясущего котелком и старательно заслоняющего меня спиной. Эх,
попробовали бы каторжной баланды...
- Я сам все объясню брату Луиджи! - крикнул я и быстро пошел
вперед. - Сам, ой-ля-ля! Брат поймет!
- Нет уж, мы пойдем вместе! - завопил Йене и бросился за мной.
Шокированные монахи нам не препятствовали. Кажется, их больше
занимало, когда же освободится туалет, из которого доносились понятные
звуки.
Когда мы ушли от поста, Йене хрипло сказал:
- Тебя спас этот котелок... тот брат, которого стошнило, прекрасно
знает Пьера. Вечно у него кусочничал, добавку выпрашивал...
Я молчал, переводя дыхание. Мы прошли еще несколько шагов, когда
сзади донесся топот и послышался крик:
- Постойте, братья! Йене, Пьер, стойте!
Нас догонял один из монахов. Но именно один...
- Что? - спросил Йене, поворачиваясь.
- Надо же расписаться! - Монах помахал бумагой. - Давайте...
Йене поставил котелок на пол, молча взял лист, повернул монаха
спиной - тот покорно встал, упершись руками в стену, нацарапал
роспись. Пальцем показал мне, где ставить роспись. Внимательно
посмотрев на роспись Пьера - ничего особенного, закорючка с завитком,
я скопировал ее.
- Чтоб тебя, Йенсу, в яму упекли! - злобно пожелал монах,
поворачиваясь и даже не глянув мне в лицо. - Отравитель...
Третий пост был уже на выходе из подземелий. Даже окна, пусть и
зарешеченные, здесь имелись! Был он самым большим, и дежурили тут не
только монахи, но и стражники из церковной гвардии, с пулевиками,
мечами и прочим смертоносным оружием.
И как всегда бывает на посту, где смешаны две власти, на нем царил
бардак.
Я к тому времени уже избавился от поварского фартука и колпака,
Йене - от котелка с бурдой. Мы просто молча подошли к монаху с книгой
записей и поставили росписи о том, что вышли из подземной части
Урбиса.
Не удержавшись - все равно никто не смотрел на нас, я оставил свою
настоящую роспись. Монах кивнул и повернулся к приятелям, которые
увлеченно играли с гвардейцами в азартную и не слишком-то поощряемую
Церковью игру "корова".
Миновав двух алебардщиков у двери, тоже зачарованно взирающих на
веселящихся товарищей, мы вышли на улицу. Я остановился, осознав
наконец-то, что бегство удалось. Или почти уже удалось - на выходе из
Урбиса пропусков не спрашивают.
Был поздний вечер, солнце уже почти село. Молодые послушники с
факелами шли по тротуару, зажигая газовые фонари. Почти все здесь были
монахи, но встречались и мирские люди - то ли работающие в Урбисе на
какие-то церковные нужды, то ли пришедшие на исповеди, службы, за
советом и помощью. Тут ведь не только канцелярии да подземные тюрьмы,
тут еще лечебницы церковные, консистория, самый крупный в Державе
собор - Святого Иуды Искариота, да и опера местная, ставящая
исключительно библейские постановки, на весь мир славится.
И все-таки пока я был в западне. Пусть открытой настежь, но в
западне.
Стоит лишь монахам найти связанного Пьера, или сына Йенса - и все.
Через десять минут все выходы будут кордонами закрыты.
- Спасибо тебе, Йене, - сказал я. - Куда идти теперь?
- Пять минут до ворот Святого Патрика. - Йене кивнул. - Идем.
- Значит, решил? Бежишь тоже?
- Бегу, - кивнул Йене.
Мы зашагали по улице, легкими кивками раскланиваясь со снятыми
братьями, по-пасторски осеняя мирян святым столбом. Йене негромко
сказал:
- Самому не верится... что вышло.
- Думал, схватят?
- Уверен был.
- Ты сам-то часто из подземелий выходишь, Йене? Он ответил не
сразу:
- Нет.
- Запрещено?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17