Пушки у них откатывали по особым рельсам, встроенным в помост, притом не руками, как у нас, а при помощи каких-то хитрых рычагов и шкивов. Здоровенную тушу орудия без большого труда двигали всего два человека.
Блиндажи у французов были прикрыты одинаковыми железными щитами, а не бревнами под земляным накатом. Воду хранили в огромных подземных котлах с завинчивающимися крышками. Больше всего мне понравилась красная пожарная машина с насосом и несколькими брезентовыми кишками, растянутыми в разные стороны. А у нас только бочки и ведра…
— Это что за конструкция? И как замаскирована! — услышал я бормотание Аслан-Гирея.
Он разглядывал какую-то непонятную, горбатую штуковину под чехлом. Размером с хорошего вола, она стояла на особой, плотно утоптанной площадке и спереди, со стороны города, была прикрыта воткнутыми в землю свежесрубленными кустами. Вокруг расхаживал часовой.
— А самое главное: где ж у них тут пороховой погреб? Не вижу!
На планшете у офицера белел листок бумаги, где уже была нанесена вся вражеская позиция: и укрепления, и орудия, и блиндажи, притом с разметкой дистанций и градусов. Это и называлось «кроки», схема для расчета артиллерийских стрельб.
— Ваше благородие! Полундра!
Я услышал шаги раньше, чем понял, с какой они доносятся стороны.
Через несколько мгновений мы были уже в норе, и я быстро, но осторожно, чтоб не сполз дёрн, прикрыл крышку.
Маленький зазор все-таки оставил — чтоб было слышно.
Два человека прошли совсем рядом. Остановились. Один что-то сказал, другой ответил.
— Черт бы их драл, — шепнул невидимый в темноте Аслан-Гирей. — Они тут распивать приладились… Нет, передумали. Решили перебраться на вершину, подальше от батареи.
Я подождал, пока стихнет звук удаляющихся шагов.
— Можно!
Мы вернулись на то же место, но теперь я смотрел не только вниз, но и по сторонам — чтоб никто не застал нас врасплох.
Штабс-капитан глядел на бастион — и в бинокль, и так. Но понять, где у французов склад боеприпасов, не мог и очень из-за этого злился. Ведь всё это — и вылазка, и наше тутошнее сидение — было затеяно с однойединственной целью: определить местонахождение порохового погреба.
— Воздухом они, что ли, стрелять собираются? — всё повторял татарин и начал присовокуплять всякие разные словечки, которых я от культурного человека, знающего про римский легион и про всё на свете, никак не ожидал.
Загадка разъяснилась, когда солнце уже всползло на самый полдень.
— Ваше благородие, глядите! — показал я.
По хорошей, сыпанной щебнем дороге подъехала большая крепкая повозка, которую еле тянула четверка невиданных коней: здоровенных, мохнатых, с широкой грудью и могучими ножищами. На полотняном боку фуры написано иностранными буквами (я не так давно научился их читать): «DANGER! POUDRE».
— Это порох! — Аслан-Гирей сел на колени и припал к биноклю.
Остановилась повозка около стальной крышки, вделанной прямо в землю. Я-то думал, это цистерна с водой — такие у французов имелись на каждой батарее, и я видал, как в них опускают ведра на веревках.
Но эта крышка была не круглая, а квадратная. Притом тяжеленная. Двое солдат, неотлучно торчавших подле нее, нажали какой-то рычаг — и железная дверца откинулась. Она оказалась толстой, понизу заклепчатой. В дыре виднелась дощатая платформа или, может, помост.
— Ага, — пробормотал штабс-капитан, — это у них стеллаж на механическом подъемнике. Толково!
Солдаты и возчик начали вынимать из кузова и укладывать на площадку одинаковые бумажные мешки. На них тоже что-то было написано, но мелко, не разглядеть, однако на каждом красовался череп с костями.
— Стандартные заряды, — сам себе кивнул татарин. — Для восемнадцатифунтовых, потому и «18» напечатано. — Ему-то в бинокль было видно. — Так-так, теперь мортирные пошли…
Пороховой начальник, не участвовавший в погрузке, повернул колесо навроде штурвала, и заряды уехали вниз, а вместо них из дыры выползла другая площадка, и солдаты начали накладывать пакеты другого цвета.
— Квот эрат демонстрандум, — очень довольным голосом сказал мой командир — опять по-своему, по-татарски. Правда, перевел для меня. — Сие, юнга, означает: «Что и требовалось доказать». Погреб французы обустроили славно, молодцы. Достать его можно только из бомбового орудия, притом по самой крутой, почти отвесной траектории… Это у нас, стало быть, получается…
Он уютно забормотал что-то, чертя карандашиком по листку. На разгрузку пороха больше не смотрел — штабс-капитану теперь и так всё было ясно.
Поколдовал он так минуточек с пять, сладко потянулся, убрал схему в планшет.
— Дело сделано, Герасим. — А я думал, он меня по имени не знает. Всё «юнга» да «юнга». — Осталось дождаться ночи — и возвращаемся. Предлагаю остаться на свежем воздухе, внизу душновато. Ты поглядывай по сторонам.
Улегся на спину, сдвинул на глаза козырек. И остаток дня мы, можно сказать, били баклуши. Никто к нам в кусты больше не лез, солнышко палило почти что по-летнему — я снял рубаху, погрел спину. Доели хлеб с мясом, допили воду. Потом штабс-капитан задремал. Я же думал про свое. Воображал, как стану богатым и прославлюсь на всю археологическую науку.
Вниз, на французов, я почти не смотрел. Часа два пропялился, как у них там жизнь устроена, а потом надоело. Не особенно интересно. То унтер проведет куда-то отделение солдат, то все возле ротного котла соберутся, то из пушки в нашу сторону пальнут. Большой разницы с нашими не было. Правда, у них тут — чуднoе дело — запросто расхаживали несколько теток, обмундированных по-военному. Штабс-капитан сказал, что это кантиньерки, есть у французов в штате такая должность, на которую обычно берут сержантских жен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120