Что-то было ему явно не по нраву.
– Нет. Военной частью руководит другой человек, бывший капитан царских мушкетёров. Его сегодня чуть не арестовали полицейские агенты, и он скрывается в секретном месте. Туда мы и едем.
Капитан мушкетёров? Не стрелецкий ли пятидесятник Фролка Бык? То-то бы ладно! Один раз ушёл от Алексея Попова, вдругорядь не сорвётся!
От азарта и волнения у гвардии прапорщика пересохло в горле. Посольский секретарь тоже был неспокоен, всё ворочался на сиденье и поминутно высовывался в окошко, смотрел, куда едут.
Ехали сначала высоким берегом, потом повернули с приречного тракта в сторону, на дорогу поплоше. Она миновала слободские дворы, превратилась в поросший травой просёлок, на котором карету стало пошвыривать из стороны в сторону.
Дома кончились, потянулись пустыри. За ними, в берёзовой рощице, экипаж остановился.
Спустившийся с козел одноглазый сказал, подойдя к дверце:
– Колымагу тут оставим, пойдём пеши. Там такое место – приметно будет.
Штрозак перевёл, Алёшка важно кивнул. Zu Fu? так zu Fu?.
Вышли из рощи – за ней выжженная земля и чуть поодаль обугленные остовы домов.
– Что это ест?! – испуганно воскликнул ганноверец.
Провожатый объяснил на ходу:
– Хутор тут был стрелецкий. Стремянного полка. Во время бунта пожжён в острастку смутьянам, а селиться тут запрещено.
Секретарь перевёл и это, назвав хутор «фольварком», а Стремянный полк «лейб-региментом». Где тут может скрываться пятидесятник, было совершенно непонятно. Сколько Алёша ни вертел головой, ничего, кроме головешек и бурьяна не видел.
– Здесь. – Одноглазый склонился над полусгнившим колодезным срубом, позвенел ржавой цепью и крикнул в дыру. – Фрол Протасьич! Я это, Агриппа! Не пальни! К тебе двое людей немецких. Что будут спрашивать – отвечай, как есть.
– Пущай лезут, – басисто прогудело из колодца.
Он самый, Бык, окончательно убедился Алексей. Ну держись, вор. Теперь не улетишь. Тут тебе не колокольня.
Человек, назвавшийся Агриппой, крутил ворот. К концу цепи вместо ведра была примотана верёвочная лесенка. Одноглазый прицепил её к крюкам, приделанным к срубу изнутри. Всё тут было придумано и приготовлено с умом.
– Полезайте, – сказал проводник. – Мне незачем. Пора в дом возвращаться. Твой кучер меня отвезёт назад, а за вами вернётся.
– Я не хочу! Веровка меня не держать! Я толстый! – закричал Штрозак.
– Фрол потяжелей твоего будет.
С этими словами Агриппа зашагал назад к роще, оставив фонарь на краю колодца. Из-под его башмаков поднимались серые облачка пепла.
– Герр секретарь, ни о чём не беспокойтесь. – Попов уже вешал себе на шею портупею, чтоб не мешала спускаться. – Я слезу первый, подержу лестницу. – Он заглянул вниз. – Здесь неглубоко, каких-нибудь двадцать локтей.

* * *
Спускаться в темноту было жутковато и неудобно, с фонарем-то в руке, но нетерпение подгоняло.
Наконец под ногами оказалась земля. Не мокрая, как следовало бы ожидать, а сухая. Вода из этого колодца давным-давно ушла. Если вообще когда-нибудь была.
Тусклый свет, проникавший сверху, позволял увидеть очень немногое. Стенка была только с одной стороны, от которой пространство расширялось.
– Эй, немец, ты по-русски разумеешь? – раздался из темноты мощный голос. Теперь Алексей явственно его узнал -тот самый, с колокольни.
Не отвечая, Попов зажёг в фонаре свечу. На некотором отдалении тоже щёлкнуло огниво, загорелся огонёк. Помещение осветилось.
Колодезь оказался ложным. Под землёй была вырыта продолговатая камора длиной шагов в десять, шириной в пять. В дальнем её конце виднелся дощатый стол, на котором светилась масляная лампа. Там сидел огромный мужичище. На его бородатой роже поигрывали чёрно-багровые тени, глаза зловеще поблескивали. У одной из стен лежал ворох сена, должно быть, заменявшей подземному сидельцу постель….
– Сдороф буди, маладетц, – приветствовал его Лёшка, вспомнив, что именно так обратился к нему лейтенант Мюльбах, упокой Боже его грубую душу.
Продолжая вглядываться в сумрак, Попов держал лесенку, по которой кряхтя и ругаясь, спускался пузатый секретарь.
Он с опаской воззрился на великана, который спросил его:
– Ты, что ли, главный?
– О, нет! Я толко толмечер.
– Ну переводи, коли толмач. Пусть скажет, что он за человек да откуда, а потом уж спрашивает… Садиться тут некуда. Так стойте.
Пока Штрозак переводил, Алексей прикидывал, как разговаривать с пятидесятником. С такими, как Бык, лучше держать себя поначальственней, как подобает важной персоне.
– Скажите ему, что я прибыл из ставки короля Карла, Мы желаем знать, как устроено дело, за которое этот человек получил хорошие деньги.
– Про деньги говорить не буду – московиты на сей счёт обидчивы, – предупредил Штрозак, прочее же перевёл, от себя ещё и назвав Лёшку «отшень фашни чоловек при шведски король Карл».
Ага, сообразил Попов, толстяк и сам не прочь узнать подробности заговора. Фрол довольно хмыкнул:
– Ишь ты, сам Каролус нашими делишками заботится… – Он повысил голос, как это часто делают русские люди, обращаясь к иноземцам. – Слышь, толмач, пусть он передаст королю: Фролка Бык оплошки не даст. Люди подобраны верные. Настоящих орлов средь них нету, те все в бунташное время на плаху легли, но мне хватит и кочетов. Ихнее дело прокукарекать, а дальше само пойдёт. На это главный расчёт… Ныне всё у нас готово, мина заложена. Скажите только, когда зачинать. Лишь только собака Ромодановский издохнет, мои людишки Москву с двух сторон запалят, да в набат ударят, а прочие обложат Преображёнку, чтоб синие кафтаны из норы не совались. Без начальства, да под красного петуха с набатом народишко враз осмелеет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154