Он завязал мешок, взвалил его на плечи и пошел к выходу. На миг мы растерялись, но, опомнившись, бросились за ним, обступили его тесным кольцом и всячески пытались его разубедить и уговорить. Но старый Чили был неумолим. У порога он круто повернулся и, протянув мне на прощанье руку ушел…
Мне стало так тоскливо, словно я потерял самого близкого человека. Я не выдержал и скриком: «Чили! Чили! Постой!» – помчался за стариком.
– Чили, друг, останься. Нельзя же так! Ведь это твой последний рейс… Ведь ты мечтаешь об отдыхе. Подумай, что ты делаешь, Чили! – умолял я его со слезами на глазах.
– Скажи мне, – произнес он тихо, – мог бы ты жить рядом с падалью?
– Нет… не мог бы… но…
– «Но» тут ни при чем, – прервал он меня. – Будь здоров.
– Тогда я пойду с гобой.
– Ни в коем случае! Я иду не в гостиницу. Ну, прощай! Еще раз! Будь хорошим парнем. Гуд-бай!
Он еще раз крепко пожал мне руку и с мешком на плечах ушел в темноту.
История с сапогами сильно взволновала нас. Что может быть оскорбительнее для честного человека, чем подозрение в краже? О, если бы нам в руки попался вор!
В порту вахты отменены, и потому в кубрике было очень шумно. Вдоволь наругавшись, мы полезли на койки спать. Хоть койка и не ахти какая роскошь, но Чили лишился и ее. Где Чили сейчас, бедняга?!
Я долго ворочался, прежде чем заснуть. Сон мой был короток. Чьи-то шумные шаги, гулко отдаваясь по железной палубе, разбухли меня. «Дейчланд, Дейчланд юбер аллес!» – Это, конечно, Ганс. Вот его красная наглая рожа. Стоя в дверях, он вытянулся и, задрав голову, гаркнул:
– Спать!
В ответ заскрипели койки, и общий крик негодования потряс воздух и качнул висячую лампу:
– Заткнись, гадина! Заткнись!
Ганс поперхнулся и ошалело вытаращил глаза.
– Еще один звук, и ты потеряешь все зубы.
– Подойди-ка поближе, я те в рожу плюну!
Выкрики неслись со всех коек. Ганс притих и, насупив брови, стал стаскивать сапоги.
– Ребята! Ребята! А ведь у него на ногах сапоги Чили, – вскрикнул ирландец, матрос второй вахты.
– Сапоги?!
Как по команде, мы все вывалились из своих коек и угрожающе обступили немца.
– В чем дело? Сапог не видали? – удивленно спросил он.
Начался перекрестный допрос:
– Где ты взял сапоги?
– У Чили одолжил, – последовал ответ.
– Но он не знал об этом.
– А я сам взял.
– Без спроса?
– Я спешил на берег, а Чили куда-то запропастился.
– Да как ты смел сам взять?
– Я был уверен, что Чили не будет возражать.
– А может быть, ему самому понадобились бы новые сапоги?
– Для чего? Щегольнуть перед девочками? Куда ему? Стар он.
Ганс скорчил похабную рожу.
– А известно ли тебе, – продолжался допрос, – что Чили решил, что его сапоги украли, и он навсегда ушел с судна?
– Почему?
– Чтобы не находиться в одном кубрике с вором.
– Ну и дурак! Что еще можно сказать? Дурак, и ничего больше.
Проклятья потрясли кубрик.
– Бей! – крикнул Карл, разбивая о голову Ганса бутылку с уксусом.
Фуражка предохранила голову от осколков, но Ганс побледнел и покачнулся. Он кинулся к – выходу, но ему загородили дорогу. Его глаза забегали тоскливо, как у пойманного волка. Кайзеровские усы торчали смешно и жалко.
– Стой! – крикнул я во весь голос. – Тихо!
Все стихли.
– Слушай ты, «юбер-аллес», если ты желаешь сохранить в целости свои почки, селезенки и ребра, пойди и отыщи Чили и верни его на судно.
– Правильно! Ол-райт! – закричали матросы.
– Хорошо! – охотно согласился Ганс. – Завтра я его поищу.
– Нет, завтра будет поздно. Завтра судно уйдет в море.
– Но где же я буду искать его ночью? – В ночлежках, парках, – подсказал ирландец.
– А если я его не найду?
– Тогда останешься на берегу, – запальчиво крикнул Карл.
– А мои вещи?
– На всякий случай захвати их с собой.
– А жалованье?! Жалованье за три месяца!
– Все это ты получишь, если вернешь Чили, – сказал я.
– Потерять трехмесячное жалованье из-за пары сапог? Не могу…
– Чили из-за тебя больше потерял.
– Пойдешь ты или нет?! – закричал нетерпеливо Карл. – В последний раз тебя спрашивают!
– А если я не пойду? – тревожно спросил Ганс.
– Тогда клянемся, что в море мы тебя живьем съедим, – сказал Карл и поднял руку в знак клятвы. Мы последовали его примеру.
Ганс подошел к койке и медленно стал собирать свои вещи.
– Торопись, торопись! Время идет!
– Дай-ка я тебе помогу, – предложил ирландец.
В несколько минут мешок был собран.
– А теперь марш!
Не глядя на нас, Ганс взвалил мешок на плечи и вышел на палубу.
Убраны трапы и сходни. Грохочет выбираемый якорь. С мостика доносится отрывистая команда. Раздается последний ревущий гудок. Пароход уходит в открытое море. На палубе два новых чернолицых матроса-араба. Они заменили Чили и Ганса. Прощай, Чили!..

1 2 3 4 5