Пожалуй, ты прав. Пора кончать с этим… Но, видишь ли, старина, меня постоянно что-то беспокоит в этом деле… Не могу сказать что…
– Меня тоже беспокоило, – сказал Кортель.
– А сейчас?
– Кажется, уже нет… Всегда найдется какое-нибудь не совсем разгаданное дело, ты его откладываешь, а оно снова возвращается к тебе, ты снова откладываешь…
– А я все же хотел бы узнать, кем же на самом деле был этот человек. Нам уже известны три его лица. Спроси у Циклона и Желтого Тадека, не встречали ли где они этого типа.
– Спрошу, – уверил Кортель и забыл об этом, когда вернулся в свою комендатуру.
Он допрашивал Циклона, но совсем по другому поводу. Если верить Окольскому, Циклон, а не Желтый Тадек вошел в кабинет вторым. В сущности, это было маловажно, но Кортель хотел еще раз проверить, что помнит Циклон – Мичинский. Циклон производил впечатление самоуверенного человека: он уже догадался, что ему отвечать за ограбление и вооруженное сопротивление, и только, но не за убийство. Но вопросы инспектора его обеспокоили.
– Я ведь уже все сказал!
– Правильно, Циклон. Повторишь еще раз. Что ты увидел, когда вошел в кабинет?
– Болека… лампу на столе… и девушку…
– Видел ли ты опрокинутый стул посреди комнаты?
– Не помню…
– А что лежало на столе?
– Клянусь богом, я не смотрел на стол.
– А на пол?
Циклон задумался.
– Я посмотрел на пол… взглянул и дал тягу… Тадек крикнул Болеку: «Наследил, фрайер!»
– Так кто был первым: ты или Тадек?
– Тадек.
– А Болек утверждает, что это был ты.
– У него, наверное, помешательство…
– Хорошо, вернемся к полу: что ты там увидел?
– Девушку.
– Вспомни, может, еще что-то? Не дури, если ты видел какой-то предмет и скажешь правду, то для тебя же лучше.
– Статуэтку видел, пан капитан.
– Статуэтку? – переспросил Кортель. – Почему до сих пор молчал?
– А меня никто о ней не спрашивал…
«Серьезное упущение в следствии, – подумал Кортель. – Циклона допрашивали я и Соболь – и не задать такого вопроса!»
– Как выглядела статуэтка?
– Я очень-то к ней не присматривался, вроде из бронзы… Изображает какого-то типа, похож на нашего ксендза, на голове у него что-то… И грудь голая…
– Будда.
– Может, и Будда.
– И что же случилось с этой статуэткой?
– Не знаю, пан капитан. Может, Болек взял… Я так подумал: он этой статуэткой ее…
Желтый Тадек, вызванный сразу после Циклона, упорствовал, что ничего на полу не заметил.
– Я взглянул на девушку и убежал, – повторил он. Эту фразу он твердил во время каждого допроса.
Дежурный сержант доложил по телефону, что явился Рыдзевский. Кортель закрыл окно. Теперь он все время думал о статуэтке: Болек и Тадек не заметили орудия убийства, и только Циклон заметил. Скорей всего он говорит правду: очень подробно описал статуэтку, значит, тот, кто пришел после них, забрал ее с собой…
Инженер Рыдзевский выглядел очень плохо, был еще неряшливее, чем всегда. Вместо пиджака на нем был грязный свитер.
– Схватили его, – сказал он и разразился смехом.
– Почему вы смеетесь?
– Потому что, когда убийца уже пойман, вы перестаете верить, что это убийца. Разве я ошибаюсь?
– Вы не ошибаетесь, – сухо ответил Кортель.
Рыдзевский вдруг стал серьезным и съежился на стуле.
– Извините. Мой смех, конечно, неуместен, но я уже не могу владеть своими нервами. Не могу перестать думать о Зосе. Вы, конечно, понимаете. Я послал ей посылку, нанял адвоката, но адвокат утверждает, что еще слишком рано предпринимать какие-либо шаги… Мы рассчитываем на амнистию… Что ей грозит, пан капитан?
– С этим вопросом вы должны обратиться к прокурору. Кодекс предусматривает до пяти лет заключения.
– О боже!
Все-таки ему было жаль Рыдзевского, как, впрочем, и двух этих девушек… Было какое-то сходство в их судьбах.
– Но я не думаю, что это будет так, – сказал Кортель мягче. – В конце концов, речь идет о начинающем воре…
Лицо Рыдзевского застыло.
– Но суд же берет во внимание размер преступления, совершенного скрывающимся лицом?
– Несомненно.
– О чем вы хотели со мной говорить, пан капитан?
– О вашей поездке во Вроцлав.
– У меня там было несколько лекций…
– Помните, мы в тот вечер встречались на Пулавской, в кафе?
– Помню.
– Во сколько вы выехали из Варшавы?
– Два или три часа спустя. Я еще успел поужинать в рыбном ресторане, тоже на Пулавской, и отправился. Домой уже не заходил. Я люблю ездить ночью…
– И как долго длилась эта… ночная поездка?
– Долго. Я проколол шину. Даже немного вздремнул. Во Вроцлаве был около пяти утра.
– В «Монополе»?
– Да.
Все это надо было проверить, но уже из показаний Рыдзевского следовало, что в ту ночь он мог находиться на Валу Медзешинском. Алиби у него не было.
– Вы возвратились тоже на машине?
– Нет.
– То есть как?
– Самолетом. – Рыдзевский улыбнулся. – Машину оставил у знакомого лакировщика во Вроцлаве… отличный специалист, а мой автомобиль основательно пообтерся. Не понимаю, почему вы мне задаете этот вопрос?
– Боюсь, что вы очень хорошо понимаете, – ответил Кортель.
– Очень приятно, пан инспектор.
– Почему?
– Что вы боитесь. Не собираетесь ли вы меня подозревать?
– Нет, – признался Кортель.
– Это уже вопреки правилам. Вы должны подозревать всех и во всем, относиться ко всем с одинаковым холодным равнодушием. Так работают…
– …детективы в романах.
– Именно. А не кажется ли вам, что иногда случаются такие загадки, которые лучше и приличнее было бы не разрешать?
– Нет, – парировал Кортель, меняя тон. – Но думаю, что эта загадка должна быть разгадана.
– Да, – сказал Рыдзевский, – я тоже так считаю. Я хотел, чтобы вы знали:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45