Натыкаясь на
заколоченные двери, запечатанные окна, замурованные проходы, он
разворачивался и шел обратно по своим следам. В одной комнате он обнаружил
немолодых уже людей в ярком платье, каждый стоял особняком и не говорил с
остальными; в другой ребенок играл на полу с ярко-зеленым мячом, который
вдруг развернулся и ящеркой скользнул прочь. В коридоре наверху в полу
зияли прорехи, черные доски грозили провалиться у него под ногами, но Кип
осторожно, ощупью пробирался вперед.
Он переступил какой-то порог, и вокруг его ног вдруг заплескались
волны прилива, но Кип устоял перед течением - и увидел, что синяя вода
медленно багровеет. Из другой комнаты, дальше по коридору, ему замахали,
улыбаясь, женщина с девочкой. Вдалеке, где-то за тридевять земель, пробили
склянки, и наступила тишина. Он шел и видел комнаты, забитые металлом,
корабельными частями, ржавым оборудованием; впереди коридор перешел белый
мужчина, и Кип последовал за ним. Перед ним, протягивая к нему руки, стоял
скелет, страшная адамова голова о чем-то молила - но Кип не мог понять, о
чем; скелет осыпался, рассыпался в прах.
А в следующей комнате, почти под самой крышей, - сонм теней. Кресло.
Распахнутые окна, черное небо, легкие занавески летят на неощутимом ветру.
А в кресле - темный силуэт, смущающая тень, которую невозможно узнать,
бесплотная, но источающая безграничную, ужасающую ненависть. Дверь за
Кипом громко захлопнулась. Потревоженный шумом, страшный призрак медленно
поворачивает голову, ищет непрошеного гостя. Два ослепительно-алых ока
пригвождают Кипа к полу, прожигают насквозь, до мозга. Призрак поднимается
с кресла и идет к нему, поднимает темные руки, чтобы обнять. Кип спиной
чувствует дверь, твердое, неподатливое дерево давит на позвоночник.
Горячее дыхание твари касается его щеки, и он начинает кричать, звать на
помощь, опять и опять; тварь приблизилась, разворачивает кольца, точно
черная мамба. От нее пахнет старением и гнилью.
Дверь у него за спиной распахивается. Он, крича, спиной вперед летит
в пустоту.
И открывает глаза.
К нему тянулась чья-то рука, коричневая и сморщенная. За рукой
виднелось грубое лицо с резкими чертами, внимательные глаза. Он отпрянул;
рука схватила его за плечо и затрясла, прогоняя остатки сна.
В углу зашуршала ящерица, сверкая немигающими крохотными красными
глазками.
Над Кипом стоял его дядя. Он обтер пот со щек мальчика.
- Твое будущее не со мной, - сказал он.
Вдруг изображение руки на зеленой двери задрожало. Дверь открылась, и
оттуда выглянул мужчина в рабочих штанах.
Несколько мгновений Кип непонимающе смотрел на него, потом опомнился
и поехал дальше, к Площади. В голове вихрились воспоминания: фрагменты
знакомых лиц, пестрые пятна, запахи. Он долго и усердно трудился, чтобы
отгородить стеной эту часть своей жизни, и полагал, что известковый
раствор прочно держит кирпичи на местах. Пока не появилась подводная
лодка.
"Я знаю, кем ты мог бы стать", - сказал Бонифаций.
Чушь, пробормотал Кип сквозь стиснутые зубы. Ерунда.
Кокину окутали сумерки. Взошла луна, заблестела серебром на волнах у
Кисс-Боттома. Подул ветер - сперва слабо, деликатно, потом сильнее и
наконец погнал по улицам песок, закручивая его колючими волчками, жаля
закрытые ставни. Выла на луну собака; кто-то, потеряв терпение,
чертыхнулся и швырнул в нее башмаком.
И никто не слышал, как на верфи звенел под молотками металл.

15
Джонни Мейджорс потянулся, всей спиной чувствуя, как напрягаются и
расслабляются мышцы. Он вылез из кровати и пошел через погруженную во мрак
спальню в угол, к стулу, куда накануне второпях побросал свою одежду.
Застегивая рубашку, он поглядел на постель, где, смутно видная в темноте,
раскинулась нагая чернокожая женщина. Ее тело еще поблескивало от испарины
после их страстных любовных объятий. Она негромко заметила:
- Еще рано. Тебе еще не пора.
- Без десяти восемь, - он натянул джинсы. - Старуха меня хватится. В
один прекрасный день она нагрянет в "Лэндфолл", увидит, что меня там нет,
и что тогда?
- Боишься? - насмешливо спросила негритянка, зная, что вопрос заденет
его.
- Нет. Черт подери, нет. Но я парень с головой и не собираюсь играть
с огнем.
Он застегнул ширинку и ремень.
- Кейл с Лэнгстри вернутся только завтра. Ты мог бы остаться до утра.
Он усмехнулся, блестя в темноте зубами.
- Ну ты и скажешь! Если твой муженек застукает нас утром... нет уж,
спасибо. И моя старуха тоже не запрыгает от радости. Нет, детка, нужно все
делать по-умному. Тебя на нас обоих хватит - и на меня, и на Кейла.
- Как сказать, - капризно заметила она и села, откинувшись на
подушки. Тяжелые груди выскользнули из-под простыни.
Он подошел и сел на край кровати.
- Ну послушай. Твой муж и Лэнгстри не в последний раз уезжают. Черт
подери, он сейчас и так почти не бывает дома. А значит... - Он провел по
гладкой коже между грудями и хрипловато пробормотал: - Черт меня побери,
до чего ж ты хороша, Нора.
- Останься, Джонни, я боюсь ночью одна.
Он нагнулся, лизнул сосок и снова почувствовал эрекцию, но время
поджимало. Он провел с женой Кейла больше часа сегодня и два часа вчера -
хорошенького понемножку. Но, черт возьми, что это была за женщина! Она
знала тысячу самых разных способов водить красивыми мягкими бедрами, когда
Джонни был в ней, она изматывала его, доводила до изнеможения, он сходил с
ума от возбуждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94