Посмотрит, крикнет: "Дед!" - и словно год жизни дарит.
Ближе к вечеру пришла Жамкочян.
- Кариночка! Радость моя!... Ты одна. Без Иветты.
- Что такое? Что случилось? - почувствовав недоброе спросил он.
- Она не придет, Самвел Саркисович...
И разрыдавшись, Жамкочян стала рассказывать старику обо всем случившемся.
- Убийца, дядя Самвел, выродок человеческий. Его зачал зверь...
- Кто он? - спросил Григорян. - Что за женщина родила его?
- Дадашев Галиб Аронович... Так он значился в списках Шувелянского детского дома.
- Что?! - вдруг закашлявшись, выдавил старик. - Не может быть! Лицо его побагровело. Глаза выпучились. И из полураскрытого рта с хрипом вырвалось:
- Потаскуха...
На похоронах семьи Григорян Адылю Рагимовичу неожиданно стало плохо. В сердце словно острыми клыками вцепилась собака. Он вскрикнул и тяжело повалился на изгородь чьей-то могилы.
Очнулся Касумов в больнице. Глядя в лицо склонившемуся над ним врача, он тихо не без ужаса прошептал:
- Арон?!... Это ты?!....
- Я - врач. К вам дочка.
- Арон... Не смотри так... Я тоже мучался... Но жил... Это хуже, Арон...
- Папа, ты что меня не узнаешь? Это - я ... - сказала дочь.
Поймав ее за руку, Касумов потянул дочь на себя.
- Рена... И ты здесь?... Такая же... Нисколько не изменилась... Я тебя любил... Очень любил... Не молчи... Не молчи... Виноват я...
- Это я, папа!... Лейла... Доктор, что с ним?
Вместо ответа врач крикнул:
- Сестра! Срочно реаниматоров!...
Глядя стынущими глазами на дочь, Касумов с усталым отчаянием произнес:
- Боже! Страшна твоя месть...
апрель 1997

1 2 3 4