– Ой-ой-ой, – сказал водопроводчик, – а я после армии таких, как вы, еще ни разу не встречал!..
– И не встретите, – строго сказала Наташа, отцепляя свои пуговицы от чужого мокрого комбинезона.
– Простите-извините. – Вытерев пятерню о грудь, мужчина пригладил светлые кудри на голове. Кудрей было ровно два – справа и слева от розовой лысины по одному кудрю. – Вова! – с радостью представился мужчина и пояснил, кивнув на общежитие пищевиков: – Сантехник этой богадельни.
– Наташа, – вынуждена была представиться Наташа и уже через пару месяцев стала носить потомственную фамилию Тупицыных, которой охотно поделился муж. Девичья ее фамилия – Будкина – никак не соответствовала Наташиным любовным стихам, которые публиковались в толстых литературных журналах в те годы.
Нельзя сказать, что с мужем Наташе не повезло, – он не пил, скорее ел. А через год с небольшим у четы Тупицыных родился сын Павлик.
– У меня растет мальчик, – с достоинством сообщала Наташа, если ее спрашивали о детях.
Наташа грустно взглянула на окна своей квартиры и уже собиралась войти в подъезд, когда...
– Наташка, стой! – крикнула ей из форточки соседка бабушка Моркокина. – Твой роман-то еще не взяли?..
– Пока нет, – покачала головой Наташа. – Нету волосатой руки, вот и не берут, – подумав, добавила она.
– Тогда кидай свои сумки ко мне в окно и беги в церкву! – Бабка Моркокина смачно откусила от яблока и махнула огрызком в сторону храма.
– Чевой-то?.. – Наташа опасливо посмотрела на соседку, потом обернулась на храм, стоя по щиколотку в луже, ноги у нее предательски разъезжались.
– Счастья просить! Еще успеешь!..
– Да? – задумчиво спросила Наташа. – А стоит ли?..
– Да!.. Беги и не рассуждай смотри. Вредно это! – И бабка Моркокина возвела руки к небу. Глаза у нее подозрительно сияли – то ли от слез, то ли от недавно выпитой стопки.

МАКСИМИЛИАН
В тот же вечер.
Максимилиан Хруслов, мужчина крупного телосложения, в костюме пятьдесят второго и ботинках сорок шестого размера, вышел из дома, а вслед за ним вышла его древняя хворая бабушка.
– Вот помру, – молвила она, выглядывая из-за широкой спины внука, – как жить-то будешь, внучок?..
– А ты не помирай, бабушка Домна, – нашелся Максимка, которому исполнилось к тому вечеру тридцать девять полных лет.
– Я бы рада, внучок, – охнула бабушка и протянула ему старый зонт с деревянной лакированной ручкой, – да вот болею, не выздоравливаю.
– Ну, проживу как-нибудь, найду «дипломат» с деньгами и буду жить. – Макс вздохнул и улыбнулся своим находчивым мыслям.
– Семеновна!.. – крикнула с балкона соседка. – Домна Семеновна, слышь?
– Ну, чего орешь? – Бабушка Максимилиана с усилием подняла голову и не сразу нашла глазами лицо соседки. – Чего?
– Сходи в нашу церкву к иконе чудотворной. Попроси, чего тебе там надобно-то...
– Завтра? – переспросила Домна Семеновна.
– Завтра народ набежит, иди сейчас, осталось пятнадцать с половиной минут, – охнула соседка. – Ох!.. Рядом, чай, живем, всего дорогу перебежать.
– А зачем бежать-то? – в два голоса переспросили Домна Семеновна и внук.
– Счастья попросишь – и себе, и ему, сходите, не пожалеете!.. – Соседка вздохнула, махнула рукой и скрылась с глаз.
Бабушка и Максим переглянулись.
– Можать... работы тебе попросим, а? – подумав минуты две, спросила Домна Семеновна.
Максимка молчал, работа санитара скорой психиатрической помощи ему нравилась, особенно последние два года, а вот первые девять лет – нет. Плохая была работа, низкооплачиваемая.
– Не знаю, ба, – пожал плечами Максим. – Поди, не успеем, – покосившись на церковь на углу, осторожно добавил он.
– А ну пошли! – Бабушка Домна завязала платок потуже и рысцой побежала к церкви.
– Может, не пойдем, ба?.. – потянул старуху за кофту Максим уже на пороге церкви. – Боязно чего-то мне.
Домна Семеновна повернулась, глаза ее сияли...
– Благодать-то, чувствуешь?.. – спросила она.
Максимилиан прислушался к себе.
– Есть хочу, – определил он свое состояние и, нерешительно переступив порог, улыбнулся...
НАУМ КРАСАВИЦЫН
Наум Красавицын шел по улице Цандера и оглядывался – везде стояли милицейские патрули при автоматах и свистках, а он безуспешно искал, где бы ему справить малую человеческую нужду. И когда увидал дремучие сиреневые кусты возле чугунной ограды храма, юркнул туда, не задумываясь.
– Где-то в горах Монтаны... – напевал Наум, расстегивая «молнию» на шотландской юбке.
Открытая настежь дверь православного храма и два клюющих носом бодигарда привлекли его внимание совсем неслучайно. Тут не было ничего странного – Наумчика всегда тянуло к мужчинам в форме, и даже не лишним будет сказать – его просто тащило к ним со страшной силой.
В кустах было довольно мокро от прошедшего ливня, на небе снова что-то затевалось в смысле урагана, и Наум решил заглянуть в святилище – раз уж оно открыто...
Оправив юбку, развязным прогулочным шагом Красавицын нацелился по ступенькам наверх, но был остановлен двумя репликами.
– Вы, молодой человек, случаем не воровать пришли?
– А храм закрывается через восемь минут, так что все равно не успеете. – Бодигард, на которого положил глаз Наум еще в кустах сирени, подняв плоское лицо, обидно и пристально взглянул на него.
У Наума сразу же пропало настроение, и захотелось плакать – так всегда происходило, когда он мгновенно переставал мечтать о чем-то.
– У меня сегодня тяжелый день... противный! – не нашел ничего лучшего для ответа Красавицын и быстро ступил в пределы храма, но внезапно вернулся. – А чего храм-то открыт?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10